- ... А потом подцепляешь его за ногу - и оп!- Тристан ловко подсек длинной палкой щиколотку Аргайла, который, хоть и ждал чего-то подобного, охнул и опрокинулся на бок, нелепо раскинув руки и ноги, словно лягушка. Мальчишки и юные пажи, стайкой собравшиеся возле палатки, засмеялись и одобрительно загудели. Тут же половина из них бросилась обдирать окрестные заборы и даже трибуны, которые все еще достраивали плотники и затягивали тканью королевские обойщики, а вторая, хрустя полученными в качестве дармового угощения яблоками. Сам корновиец, утерев со лба пот, смеясь, протянул руку товарищу и помог ему встать.
Соседи и благородные рыцари, только что прибывшие к месту турнира, и искавшие себе места среди тесного ряда шатров, с некоторым снисхождением, а то и надменностью смотрели в строну бородатого воина, возившегося с ребятней вместо того, чтобы щеголять своим конем или вооружением. А теперь в вовсе позор - взялся за мужицкую палку, которой многие его братья по оружию получали по спине и бокам от всякого сброда.
Тристан замечал эти колкие взгляды, но только посмеивался, забавляясь недовольством важных господ; Аргайла, чья шкура не была еще выдублена клинками ирландских пиратов, эти знаки неуважения задевали гораздо больше. Юноша краснел и бледнел, когда какой-нибудь разряженный щеголь, точно помоями, обливал его с ног до головы невидящим взором - и то и дело принимался упрашивать "сэра Тантриста" схватиться с ним на мечах, на что получал регулярный отказ.
Устав более от этих споров, чем от кратковременной схватки под горячим солнышком, корновиец, воткнув палку в землю, воссел на притащенные бог знает откуда козлы, где были развешены его вещи, и которые венчало седло, снятое с утомленной спины Серого.
- Сиииир...- приступил было к своему господину Аргайл, но тут же получил в бок метко пущенным яблоком. Ухмыляясь, наследник и сват Марка вытащил из висящего тут же мешка со снедью еще один сморщенный плод и с громким хрустом его надкусил.
- Заткнулся бы ты,- посоветовал он товарищу, покачав головой и досадуя, что тот забыл о настойчивой просьбе сохранять его имя втайне.
Однако, их диалог был тут же прерван одним из юношей постарше, носившем господские гербы.
- Сэр рыцарь,- тот вытянулся, стараясь казаться солиднее остальных, с некоторым сомнением озирая статного воина, ведшего себя совершенно не так, как все прочие господа в окружении.- Разве пристало благородному рыцарю сражаться с противником этим оружием? Разве не должен он добывать себе славу копьем и мечом, как это делает сам король и его ближние? Не уподобимся ли мы жалким смердам, перенимая их обычай и избирая столь гнусный и недостойный бой?
Глаза Тристана на мгновенье прищурились. Но почти тут же он рассмеялся, встряхнув темной, с грехом пополам расчесанной гривой волос - и в улыбке была затаенная горечь.
- Если ты ищешь славы или любезного взгляда какой-нибудь девицы, молодой сэр,- ерзая на неудобном сиденьи, ответствовал он, катая надкусанное яблоко по широкой ладони,- то помоги тебе боги и наша Небесная мать иметь время на то, чтоб задуматься, коим оружием драться неблагородно. Потому как ни саксы за стеной, ни ирландцы такого подарка не подадут.
Дав этот странные, и, с точки зрения юноши, нелепый ответ, мужчина жестом попросил Аргайла налить ему чего-нибудь умягчить горло. Временно возведенный в должность оруженосца воин с готовностью нырнул в палатку, чтобы появиться оттуда с почти опустошенным мехом, который так берегли в дальнем пути, и который он прихватил в числе прочих пожитков, из оставленного в Астолате маленького обоза, и широким ковшом за поясом.
Брови принца едва не взлетели на затылок.
- Эй, да он тощее, чем цыпленок в ирландском монастыре! Ты не прикладывался к нему по дороге, а, друг сердешный?- с притворным гневом Тристан сдвинул брови и даже всем корпусом повернулся к виновнику, как сейчас выяснилось, грозящей им жажды.
- Я? Та я ио берех, шловно машь рашную!- возмутился Аргайл, зубами раскачивая пробку и немилосердно шепелявя, чем вновь вызвал дружный смех детворы. В конце концов сражение увенчалось успехом, и та выскочила, больно щелкнув бедняку по длинному носу.
- Тогда наливай, чего ждешь?- корновиец улыбнулся, на этот раз широко, показав все оставшиеся зубы, острые, словно у волка. Придерживая горлышко меха рукой, "оруженосец" вытащил из-за пояса скопкарь и принялся осторожно нацеживать туда остатки ароматного напитка.
Мальчишки, только что хихикавшие над ним, тут же оживились, и, вытянув шеи, наблюдали за током виноградной крови из узкого горлышка. О том, чтобы попросить хотя бы глоточек, не могло быть и речи - но самый факт того, что казавшийся голодраным рыцарь пил не эль и не хлебное вино, поднял в их глазах престиж Тристана на недосягаемую высоту.

Он мог бы не спрашивать. Тристан повернулся в его сторону в то же мгновенье, когда прозвучал первый, слишком дерзкий для простолюдина вопрос - и уже не сводил с незнакомца вспыхнувшего, кинжально острого взгляда. Словно спрашивал - подвела ли его память, или же именно это лицо мелькало в королевской свите, неуловимо, как призрак, предвещая бури и штормы, так что впору было прозвать его - Буревестник. Молодые солдаты начинали восхищенно толкать друг друга локтями, старики хмурились, пробуя на остроту свои топоры, ибо знали - там, где он, идут рука об руку смерть и победа. Или, полно, ошибся, и старец, как равный заговаривающий с принцем, - вовсе не королевский советник, мудрец, какого еще не знала Британия.
Мерлин...

Если бы всем известный чародей появился, как про него говорили, верхом на драконе, во всполохе пламени, или блистал раззолоченными одеждами, Тристан усомнился бы в том, что все это происходил на самом деле. Но тому, кто скрывал и свое имя, и само присутствие в Камелоте, появление самого могущественного человека в Британии в виде оборванного старика было понятно и до странности грело душу.
- Тебя схватишь, пожалуй,- слезая со своего трона и на всякий случай прикрыв макушку ладонью, ответил он. Затем задрал голову и посмотрел в небо, опасаясь - всерьез или в шутку?- увидеть там целое воронье войско. Мальчишеская улыбка, которую не могли скрыть ни борода, ни густые усы, засияла на лице принца, когда тот вновь повернулся к незваному гостю.
- Ты уж прости дурака, добрый человек,- кланяясь так, чтобы для других это выглядело шутливо, и лишь собеседнику показывало, что тот узнан, попросил корновиец. Аргайл засопел, но, привычный не обсуждать слова и приказы своего господина на людях, на этот раз не сказал ни слова.
Стайка мальчишек в недоумении перешептывалась, но, найдя себе более интересные занятия, чем разговор странного рыцаря с нищим, начала постепенно редеть.
Все еще не веря, Тристан сделал пару шагов вбок, будто бы гость мог исчезнуть, или если бы это могло разрушить чары, наведенные злым шутником. Потом шагнул назад, вернулся - и уже обратился к старику почтительным тоном, каким надлежит говорить с умудренным годами и очень дорогим посетителем.
- Присядь, отец, и, коли не брезгуешь, испей с нами чашу. Праздновать мы не празднуем... а так, малость хотим возвеселить дух, ибо дела наши трудны, и требуют мудрого совета.

С напряжением, отразившемся в пылающем огнем взгляде, он ожидал, что в ответ скажет пришелец.

Отредактировано Тристан (2014-08-14 19:29:15)

Лицо Тристана в эту минуту отразило попеременно множество чувств: и почти детскую радость и гордость от того, что его догадка оказалась правдивой, и изумление, а затем новая догадка о том, кто сокрыт был под обличием спасенного из рук христиан лекаря.  Но почти тут же он сдвинул брови, услышав упрек в неразумности, и истолковав этот ответ как отказ.
Однако же сдаваться, похоже, не собирался.
- Мудрый, ты знаешь ответ,- проговорил он сурово, садясь у ног чародея на траву и глядя на него лишенным сомнения взглядом.- За то, что не утерпел и поддался соблазну - винюсь, но за то, что еду в Ирландию, и о том намерен просить короля - нет вины, ибо сам ты не всегда волен был в том, что делал, и совершал то, что приказывал долг, а не сердце. По крайней мере, так говорят,- принц опустил взор, как будто прося прощения, что вспомнил о самом черном, самом чудовищном слухе, какой людская молва распустила про Артура и Мерлина.
- Я не могу отказать герцогу Марку,- проглотив ком, сжавший горло, с упорством повторил он.- Тот воспитал меня, как родного сына, доверил мне судьбу принципата, судьбу своих людей, безопасность границ с севера. Союз с ирландской принцессой даст нам хотя бы какое-то время без войн,- не выдержав, воин, от взгляда которого трепетали друзья и враги, вдруг вскинул лицо и уставился на Мерлина, как провинившийся мальчик.
- Не для себя я прошу совета, о мудрый! Заступись за сирот и детей, помоги нам хотя бы на одну весну, на две... хотя бы на несколько обрести мир! А с меня... с меня взыщи, за что хочешь.

Отредактировано Тристан (2014-08-15 10:21:56)

... Когда Мерлин начал говорить, корновиец едва не закричал. Это они-то, на севере, пекутся лишь о себе? Да если бы не Корновия, если б не истекающий кровью Ллейн, если бы они дрогнули, если бы не принимали на себя удар за ударом ирландский орд - так ли приветливо, так ли роскошно цвели бы поля в этих благословенных землях? Так ли вольготно бы выходил пахарь на поле, так ли свободно бы проезжал по дорогам купец, потряхивая полной мошной? Так ли сверкали бы на дамах и знатных девах жемчуга и драгоценные ожерелья, а рыцари - так ли сияли бы новым, не опаленным войной доспехом?
Пусть они, северяне, одеты в обноски, пусть смотрят на них, как на дикарей, пусть не умеют они плести сладких и льстивых речей - но не их ли телами, живым щитом, закрыты, замурованы стены империи, ее житницы и города, звонкие рощи и пашни?

Но чем дольше тот говорил, тем суровей сжимались губы Тристана. Вот она, высшая мудрость, вот он - главный закон: пока между ними, внутри страны, лежит рознь, пока люди одного короля делят себя на "своих" и "чужих", пока Юг не слышит зов подыхающего в крови Севера - ни один из давших присягу не может почивать в спокойствии и величии. И если не им, северянам, видевшим кровь и войну, взять на себя еще и эту ношу - кому? Кто расскажет о хлебе лучше голодного, кто больше обрадуется дождю, чем страдающий от жажды?

- ... Приказывай, мудрый,- сдвинув брови, проговорил принц корновский, вставая и выпрямляясь. С загорелых щек схлынул румянец, но причиной тому был не страх. Время юности кончилось: нить судьбы вдруг легла в ладонь так же ясно, как рукоять меча или рукоять скопкаря, принятого от волшебника. Сейчас он даже боялся заглядывать в плещущуюся в нем влагу, как будто все сказанное могло отразиться в ней, ухнуть на дно колдовским наговором. Зажмурившись, словно принимая назначенный ему кудесником жребий, мужчина сделал большой глоток - а затем выплеснул остатки вина на траву.
- Перед Солнцем и Луной, Морем и Землей* я обещаю тебе свою службу, и готов нести ее, пока ты не освободишь меня от принесенной клятвы. Пусть затупится мой меч, пусть ветер никогда не наполнит больше мои паруса, и пусть лицо и тело мое покроются шрамами, если я солгу.

... Мужчина умолк, чувствуя, как от произнесенных слов мир вокруг на мгновение замер, а затем дрогнул и расширился, словно вздохнул. Про такие мгновения говорят, что клятва "ушла", она услышана и принята тему, кого призывают в свидетели - и, если ее нарушить, земля и вода проклянут клятвопреступника, отрекутся от него так же, как он - от своих собственных слов. По спине принца прошел холодок, а затем вниз в углублении позвоночника сползла предательская холодная капля.
Все совершилось и отступить было более невозможно.

Однако Тристан не был бы собой, если б позволил мистическому экстазу овладеть собой вот так, вдруг, при скопленьи народа, да еще в месте, где клятвы язычников вряд ли бы встретили буйным восторгом. Встряхнув головой, словно лохматый пес, он с прежней мальчишеской улыбкой взглянул на чародея - и в темных глазах искрилось знакомое лукавство.
- Только, прежде чем я уеду... Может быть, ты заглянешь в будущее, или какие-нибудь волшебные книги - посмотреть, как старому герцогу побыстрей получить себе в постель молодую невесту?

* форма клятвы у бриттов, сохранившаяся с бронзового века до христианских времен.

Отредактировано Тристан (2014-08-19 00:14:11)