Солнце поднималось все выше и выше. Казалось, что весна хочет показать зиме, давно ушедшей на покой, кто здесь новая хозяйка, и убедить лето, что она может не хуже. Кайл ослабил завязку на вороте плаща и, право-слово, готов был избавиться и от перчаток. Выезжали они из Поуиса ещё тогда, когда по утрам земля покрывалась тонкой паутиной изморози, а воздух при выдохе превращался в облачко пара. Скудному поуисскому солнцу удавалось избавлять землю от белесого покрова ближе к полудню, но день за днем, каждое утро, лошадиные копыта ступали на иней. Кайл так привык к этому, что яркое южное солнце, которое он удосужился заметить уже здесь, оторвавшись, наконец, от своих мыслей, слепило ему глаза. Хотелось поскорее переодеться с дороги во что-то более легкое.
Но первым делом нужно было засвидетельствовать своё почтение королю и его прекрасной молодой супруге.
- Сэр Кайл к королю Артуру и королеве Гвиневере, - отчеканил Торет двум солдатам, охранявшим вход в замок.
Ответа не последовало. Солдаты недоверчиво, едва заметно переглянулись между собой, но путников не пропустили.
- Вы слышали, что я вам сказал? – Торет начал закипать. Им ещё предстояла церемонная встреча с королём, возможно, долгая, если тот надумает спрашивать Кайла о здоровье его родственников и прочих сопутствующих мелочах, а кушать хотелось уже сейчас. Желудок Торета вполне однозначно намекнул на это, проурчав ещё при въезде в город.
А эти олухи стоят, словно вкопанные. – Сэр Кайл, двоюро…
- Доложите старшему, что прибыл сэр Кайл, - перебил его рыцарь. Он меньше всего хотел использовать своё родство с Артуром, чтобы добиваться хоть чего-то в жизни. Даже такой мелочи, как беспрепятственный въезд в замок. – Кайл из Поуиса, сын Килида.
- Сэр Кайл, добро пожаловать, - приготовившийся ждать Кайл повернул голову в сторону. Из боковой дверцы вынырнул солдат, на ходу пристраивающий шлем на ярко-рыжей шевелюре. Кайл тут же узнал его, начальника охраны замка. – Так вы к нам, стало быть, на турнир? – поинтересовался он, кивнув солдатам, которые тут же расступились, давая дорогу Кайлу и его спутникам.
- И тебе доброго дня, - пожелал Кайл в ответ. – Загляну на турнир, отчего же нет? – он улыбнулся, сверкнув белыми зубами. К нему возвращался прежний задор молодости. - Король в замке?
- Да, вас проведут, сэр Кайл.
Путники спешились, отдали лошадей на попечение конюхов, а сами проследовали за присланным начальником охраны слугой в покои короля. Их шаги отдавались гулким эхом в стенах коридоров, слуги, впервые попавшие в замок самого короля, старались ничего не пропустить, проще говоря, глазели по сторонам, вызывая глумливую усмешку на устах Торета.
Которая, однако же, исчезла, как только они переступили порог королевских покоев.
- Сэр Кайл из Поуиса! – поставленным голосом произнёс слуга.
- Мой король, моя королева, - Кайл опустился на одно колено, приложив правую руку к сердцу. – Позвольте засвидетельствовать вам моё глубочайшее почтение.
Слуги замерли за его спиной, вытянулись по струнке, готовые по одному движению руки тут же поставить перед Кайлом ларец с дарами для королевской четы.

Три пары глаз в лагерь восхищённых Гвиневера могла смело записывать. Торет, уже видевший королеву, был более сдержан в восторгах, распиравших его при виде молодой жены Артура, а вот двое слуг из Поуса, как и положено деревенским парням из глуши, разве что челюсти на пол не уронили. Щеки их алели, а глаза, коими они должны были следить за движениями своего хозяина, восхищенно взирали на Гвиневеру.
- Благодарю вас, мой король, моя королева. Моё сердце всегда будет в Камелоте, рядом с королём, и мой меч по первому зову принадлежит ему. Мне пришлось покинуть столицу для того, чтобы провести в последний путь моего отца. Он не оставил других наследников мужского пола, и я смею надеяться на то, что мой король признает мои права на наследство и земли. – Кайл замолчал, кивнув своим слугам.
Те продолжали пялиться на королеву.
Торет слегка пнул ближайшего к нему слугу. Тот словно очнулся от глубокого сна, ещё пуще залился краской, взялся за ларец. Его товарищ тоже спохватился, поднял ларец с другой стороны, и вместе они поднесли его к ногам королевской четы.
Кайл поднялся с колена, подошел к ларцу и достал подарки.
- Позвольте мне преподнести скромные дары в знак моей преданности королю и королеве, - Гвиневера получила из рук Кайла брошь тончайшей работы, с выплетенными нитями фигуркой лани в прыжке и яблоней.
- А этот пояс сделала когда-то ваша матушка, мой король, - Кайл протянул Артуру тонкий пояс для рубахи из разноцветных нитей. Кайлу было жаль расставаться с рукодельем Игрейны, которая заменила ему родную мать, но он знал, сколь драгоценным будет этот подарок для короля. – Когда-то она сделала его для меня, но я не надевал его, а хранил, как воспоминание о ней.
Кайл отступил на шаг назад, как и подобало, в ожидании ответа.

Что-то слегка кольнуло Мелюзину в спину. Наверное, не самый дружелюбный взгляд юноши с чересчур завышенным самомнением. Мелюзина довольно улыбнулась. Ему же полезнее, если кто-то периодически будет сбивать с него спесь. А мальчишка далеко пойдет. Напор в нем чувствуется. И сила. И что-то еще, непонятное, но долго думать о Медрауте фея не стала. Во двор вышел Мерлин, величественный Мерлин, с которым Мелюзина сразу же захотела поздороваться и, если повезет, немного непринужденно поболтать. Нужно дружить с чародеями, когда они намного сильнее и могущественнее, чем ты. А Мерлин был, пожалуй, самым могущественным во всей Британии. И общаться с ним было легко, не то что с некоторыми волшебницами, которые при встрече всегда пытались доказать друг другу свое превосходство.
Тоже, значит, приехал на турнир. Из простого любопытства, по делу или чувствует, что здесь должно что-то произойти? Спросить бы, но гордость не позволит. Да и неделикатно как-то выспрашивать у Мерлина о его планах... Тем более что его, похоже, заинтересовал Медраут. С чего бы?
- Этот бесподобный в своем нахальстве юнец попробовал на мне действие своего очарования, - Мелюзина негромко рассмеялась, затем незаметным движением руки привела в действие несложное заклинание, благодаря которому снующие поблизости слуги не могли слышать их разговор (нечего челяди греть уши) и добавила уже более серьезно:
- Он хотел поговорить со мной. Ему удалось пробудить мое любопытство. Но мне кажется, мы слишком долго говорим об этом юноше...   
Она еще немного поговорила с чародеем о незначительных пустяках, выразила надежду, что погода завтра будет такой же чудесной, как сегодня, извинилась, что не может подольше поговорить и покинула двор.
В замке царила чудесная прохлада, такая желанная после жаркого солнца. Мелюзина, как ни спешила увидеть короля Артура и его королеву, все же отправилась вначале в свои покои. Там слуги уже предусмотрительно приготовили для нее ванну. Купание, переодевание и приведение себя в порядок заняли у феи почти час. То есть почти ничего. Зато результат вполне удовлетворил Мелюзину. Платье любимого синего цвета плотно облегало ее фигуру, расходясь от талии мягкими, напоминающими волны, складками. Волосы были уложены в высокую прическу и украшены непонятно как державшимися там сапфировыми капельками. Сапфировое ожерелье и серьги дополняли наряд.
Можно было идти к королю и королеве.
В тронном зале было относительно немноголюдно. Мелюзина с удовольствием рассмотрела бы присутствующих, но она уже настолько привыкла высокомерно задирать голову вверх и делать вид, что для нее не существует каких-то там простых смертных, что сдержалась и смотрела только вперед, туда, где на троне восседал Его Величество король Артур со своей супругой.
«Отчаянная кокетка, - приближаясь к трону, дала про себя оценку королеве фея. – Хорошенькая, неглупа… и, пожалуй, на этом все. Что за секрет она знает, как привязала к себе Артура? А привязала крепко – у короля глаза масляными становятся, когда он обращается к ней… Колдовство? Не похоже… Ах, что это я? Он же простой смертный. Их легко одурманить и без колдовства. А ты молодец, девочка, раз смогла!»
И все же не почувствовать старой доброй извечной женской ревности Мелюзина не смогла, как ни хорохорилась сама перед собой. Потому что королева была не просто «хорошенькой». Ее красота была ее оружием. Ее самой главной силой. Из-за таких обычно начинаются ссоры, драки и даже войны.
«Что ж, посмотрим еще, что ты собой представляешь. А пока…»
Приветствия, поклоны, заверения и уверения… И подарок, как же без него.
- Ваше Величество, - обратилась фея к королеве. – Я хотела бы преподнести вам небольшой подарок на память о нашем знакомстве.
Чем можно удивить и порадовать королеву, у которой полным-полно драгоценностей? Уж конечно, не очередными цветными камушками. Можно, конечно, выбрать что-то действительно ценное, тонкой ювелирной работы, произведение искусства… но Мелюзина не захотела. Украшать эту девочку? Ей, фее? С чего бы?
Нет, ее подарок был совершенно не украшением. Повинуясь нетерпеливому движению руки, от толпы сопровождающей фею свиты отделился слуга с корзинкой в руках. Он приблизился и протянул ее Мелюзине. Фея открыла плетеную крышку, покопалась в белоснежных кружевах и выудила из корзины… черного котенка*.
- Это очень игривый котенок. Самый шустрый из своих братиков и сестричек. Я не называла его, дайте ему имя сами, Ваше Величество!
Мелюзина пощекотала пальцем загривок котенка, затем слегка дунула на дрожащее мелкой дрожью тельце – и котенок поплыл по воздуху прямо в руки Гвиневере, испуганно пища и потешно размахивая в воздухе всеми четырьмя лапами.

В замке Риан почувствовала себя дикаркой, вовсе незнакомой с правилами приличия. Как и Элейна, она смотрела - и не могла наглядеться. Богатое убранство пленило ее, завоевало внимание вслед за дорогим платьем и ниткой жемчуга. Она даже не представляла, что однажды появится здесь. Несмотря на то, что Риан воспитывали как будущую леди, у нее не было и толики амбиций и желания вознестись как можно выше. Замечая это, леди Нейрин печально вздыхала. С одной стороны, то, что дочь была послушной и прилежной, ей нравилось, но с другой, у нее будто вовсе не было тяги обрамить свои природные достоинства приобретенным с помощью выгодного замужества богатства, как обрамляют золотом и серебром драгоценные камни, чтобы те казались еще красивее. Будь она здесь, она была бы раздосадована тем, что Риан даже по пути не пыталась никому понравиться, не улыбалась нужным людям, но дарила свою улыбку всем, кто был вокруг, никого не выделяя. В тот миг она искренне любила их со всей силой своего трепещущего сердца. Любила тех, кто принес в ее тихую жизнь немного сказки и ярких красок.

- Это лучше любой сказки, - шепнула Риан в ответ подруге. От неприятного предчувствия не осталось и следа. Неужели это место обладает магией, оказавшей на нее такое чудодейственное влияние? А объявись здесь та камелотская замарашка, что бродила по улицам утром, как бы она себя почувствовала здесь? Ведь ей не оказали бы столь теплого приема, не смотрели бы с таким интересом, не обращались столь вежливо. И все же...

Тронный зал поразил ее простором и великолепием. А уж увидев короля и королеву, Риан и вовсе будто потеряла дар речи. Король был живым олицетворением силы и надежности, королева - любви и женственности. Гвиневера, которая и несколько лет назад была невозможно хороша, сейчас расцвела, словно лилия. Ее красота затмевала все вокруг, приковывала десятки и сотни взглядов. Риан поймала себя на мысли, что и сама не может отвести от королевы глаз.

Внимательно слушая герцога, девушка старалась держаться спокойно и степенно. Не оглядываться по сторонам и не слишком пристально смотреть на королевскую чету. Но как же, как же можно было удержаться? Узнала ли ее Гвиневера? Уместно ли даже в мыслях называть ее лишь по имени по старой памяти?

Пока все эти насущные вопросы занимали Риан, она чуть было не забыла, где находится. И, дождавшись, пока Элейна вручит свой подарок - великолепнейшее блюдо тонкой работы, которая могла бы восхитить даже самого бывалого ценителя редкостей - и получит свою долю внимания, Риан осторожно ступила вперед и поприветствовала короля и королеву ровно так, как ее учили. Будь сейчас рядом мать, она бы улыбнулась одними уголками губ в знак удовлетворения.
- Мой король и моя королева, позволено ли мне от лица моей семьи преподнести вам эти дары? - по незаметному знаку руки двое слуг внесли большой деревянный сундук, уголки которого были обиты начищенным серебром. На крышке была вырезана изящная корона. Из сундука с величайшими предосторожностями вынули плащ, искусно расшитый золотыми нитями и отороченный соболиным мехом, и такую же накидку для королевы. И отец, и мать Риан не могли допустить, чтобы дочь явилась в замок без достойных Их Величеств подарков, поэтому, хоть и пришлось изрядно затянуть пояса, за эту часть приема они не беспокоились.
"Главное, моя дорогая, чтобы ты проявила себя потом", - напутствовала дочь леди Нейрин.

Сэр Джосеф долго пересчитывал монеты, потом еще дольше искал среди полок сведения о займе торговца Илара. За неимением достаточного количества пергамента, чтобы записывать эти сведения, был придуман более простой способ. Каждый десяток золотых монет обозначался зарубкой на палке с неснятой корой. Потом эта палка расщеплялась надвое по вдоль. Одна половина оставалась в королевском казначействе, а другая передавалась должнику. Каждая палка строго нумеровалась, а в специальную книгу вносились записи о долге такого-то и сроки возврата денежных средств.
Казначей сделал соответствующее исправление и срезал с палки семь зарубок, после чего вздохнул с чувством исполненного долга. Но Карадоку этого было недостаточно.
- Напишите расписку, уважаемый сэр, - сказал он, - что приняли от меня эти деньги.
- Но мы внесли все изменения, - возразил сэр Джосеф, - с должника точно не возьмут больше, чем требуется.
Карадок помрачнел. Королевское казначейство, конечно, охраняется, и нет оснований полагать, что завтра с неприступным замком в Камелоте может что-нибудь случиться... Но деньги любят порядок и счет. Пожар, наводнение - да мало ли что бывает в этой жизни? Он нахмурился и упрямо покачал головой:
- Боюсь, я буду настаивать.
Казначей не стал спорить, ибо это было бы бесполезно, достал кусок пергамента, перья и чернила, устроился за столом, высунул язык от усердия и нацарапал кривыми латинскими буквами, что от герцога Карадока сего числа и года принято в счет долга торговца Илара семьдесят ауресов. 
Посыпав песком расписку и помахав ею в воздухе, для верности, сэр Джосеф пояснил:
- Здесь нужна печать короля, но он сейчас в тронном зале, принимает гостей... Вам придется подождать.
- Я разберусь с печатью, - проворчал Карадок, забирая расписку.
- Мы идем к королю, хозяин? - спросил Эванс с придыханием, едва поспевая за герцогом, когда они проходили коридор, ведущий от казначейства во внешний двор. Юноша был на седьмом небе от счастья - мало того, что попал в королевский замок, так сейчас еще предоставится возможность увидеть Их Величеств на расстоянии вытянутой руки!
- Я иду к королю, - пресек его восторги Карадок. - А ты остаешься и ждешь меня у ворот.
Подождав, пока оруженосец, повесивший нос ниже плеч, скрылся с глаз, герцог оглянулся по сторонам, удостоверившись, что никого поблизости нет, и потянул за ближайшую металлическую скобу для факела. Каменная плита, казавшаяся монолитной стеной, бесшумно отъехала в сторону, открыв ход высотой в пять футов. Согнувшись в три погибели, Карадок нырнул внутрь, потянув за такую же скобу, расположенную слева от входа и закрыв за собой плиту. В каждом замке есть потайные ходы для того, чтобы сбежать во время осады или чтобы встретиться с нужным человеком, надежно спрятавшись от посторонних глаз. Артур, лично участвовавший в строительстве Камелота и замка, постарался предусмотреть все. Некоторые тайны замка он открыл близким друзьям. Этот ход, которым воспользовался герцог, позволял пройти в тронный зал и оказаться за королевским троном. На правах старинного соратника, Карадок мог позволить себе подобную вольность.
Приоткрыв дверь, Карадок услышал приглушенные голоса - кто-то в витиеватых выражениях желал королю и королеве долгих лет жизни, счастья и процветания, потом раздались застенчивые девичьи голоса. Никем не замеченный, герцог встал за троном и тихо сказал, зная, что Артур его услышит:
- Ваше Величество, я принес часть долга за торговца из Регеда. Поставьте печать на расписку.

Риан была очень рада, что королева вспомнила о ней. То, что они тогда устроили на Авалоне, прокравшись в покои феи Морганы, и впрямь было сущим безумием. И как только она согласилась поучаствовать в чем-то подобном? Предложи ей кто сейчас что-нибудь подобное, отказалась бы, не раздумывая. Возможно, все дело в том, что в те годы влияние матери было сокращено до минимума, а в последнее время, напротив, значительно усилилось, соответственно, и постулаты, которые трудолюбиво вбивала леди Нейрин в голову своей дочери, уже не казались чем-то противоестественным и сковывающим.

Приглашение посетить покои королевы после приема застало Риан врасплох, и она резко обернулась. Должно быть, чересчур резко для благовоспитанной юной леди, которой она старалась казаться на протяжении приема. И, конечно же, поспешила заверить королеву, что непременно будет, да и Элейна явно была довольна предоставившейся возможностью познакомиться с Ее Величеством поближе.

Уже в дверях Риан едва не попала в беду. Запнувшись о что-то, она имела все шансы познакомиться поближе с каменным полом замка. Этого удалось избежать благодаря тому, что девушка крепче схватилась за руку герцога Бернарда. А какой мог бы быть позор. Но нет, ей сегодня, определенно, везло. Обрадованная неожиданным триумфом, Риан улыбнулась и вдруг встретилась взглядом с...
Нет, все-таки не везло.

Но леди и вида не подала, увидев хмурого рыцаря-коршуна. Даже не побледнела. Просто прошла мимо, сохраняя достоинство. И лишь пройдя вперед, услышала, как слуга объявил о прибытии герцога Карадока. Так вот кем оказался ее случайный знакомый, человек, не пожелавший подать руку перепуганной провинциалке. Герцогиню, если она существовала, захотелось пожалеть. Если с незнакомыми людьми герцог обращался так равнодушно, то каково же приходится его родным и близким?

Получив заветный документ, Карадок сначала внимательно осмотрел оттиск - достаточно ли хорошо вышло. Потом старательно свернул расписку и спрятал ее в поясной кошель, и только потом поклонился в знак признательности королю и королеве.
- Что до женитьбы, - сказал он, смотря в пол, - то я, само собой разумеющееся, сделаю все, как вы прикажете, Ваше Величество, но если мне позволено будет говорить... Признаться, не хотелось бы обзаводиться женой. Хлопотное дело, знаете ли. Я же не король, чтобы позволить себе такую роскошь на старости лет. А что до леди… забыл, как ее там?.. Вы уж простите меня, королева, но я ее не заметил. Было бы смешно в моем возрасте и при моем увечье заглядываться на девиц.
Герцог лукавил о возрасте – он был на три или четыре года моложе Артура, и кроме руки у него ничего, надо признаться, в работе не отказывало. Но для себя он решил, что с сильными мира сего лучше вести себя, как старик и калека, забывая, что давно уже сам принадлежит к сословию богаты и влиятельны людей.
- Я смотрю, тут вы знатных гостей принимаете, - он мотнул головой в сторону двери, -  так я вам только помеха… Так что пойду, Ваше Величество… королева… Вы уж простите дурака, если сболтнул чего лишнего.
Поклонившись напоследок, Карадок и не подумал сделать три шага назад, в знак уважения к королевской чете, а попросту повернулся к ним спиной и пошел к выходу, невежливо отодвигая придворных, преграждавших ему путь, локтем левой руки.
До саамы ворот, где ожидал его верный Эванс, герцог не мог успокоиться. Жениться! Да если бы он и надумал совершить подобное безумие, то выбрал бы спокойную вдову откуда-нибудь из глубинки. Такую, чтобы была хорошей хозяйкой и болтала поменьше, да подолом бы не крутила перед каждым  встречным-поперечным. Леди Монтклерская!..  Обучалась у Морганы!.. Ну и жена! Верно, только и умеет, что вздыхать над пяльцами, таращась в окно, да слезы лить, когда уколет нежный пальчик. Нет, такие ему без надобности.
Запоздало его осенила мысль, о какой девушке могла говорить королева. Та самая леди, которую он встретил на площади. Это так его поразило, что он  резко остановился посреди галереи. Да нет, королева пошутила. А если нет?.. Кровь бросилась ему в лицо, когда он подумал, что мог оказаться супругом такой юной особы, нарушительницы правил приличия. Наверняка, у девушки есть юный пылкий возлюбленный, и именно к нему она спешила так, что даже на ногах не удержалась. Избави Таранис такой жены!
Карадок продолжил путь, время от времени сухо кивая придворным. Между бровей у него залегла глубокая морщина, и Эванс, знавший, что это – верный признак того, что хозяина одолели тяжкие мысли, помалкивал всю дорогу от дворца до дома герцога. Не хватало еще попасть под горячую руку. Она у герцога хоть и левая, а все одно – бьет больно.

Вежливо и с достоинством поблагодарив короля с королевой за гостеприимство, фея покинула тронный зал. Если она что и не любила, так это перешептывающуюся толпу придворных, суетящихся вблизи милостивого королевского взгляда. Какое счастье, что в ее замке нет, не было и никогда не будет подобного. Однако, надменно взиравшая на "эту толпу" фея, тем не менее, не без удовольствия ловила чутким слухом восхищенный шепот, волной пробегавший следом за ней. Да и свиту иногда нужно было выводить в люди, чтобы не одичала окончательно.
Довольная улыбка блуждала на ее лице, когда фея, сопровождаемая слугами, шествовала по коридору. Она увидела Медраута, но сделала вид, что не заметила его. Дерзкий мальчишка должен был прочувствовать в полной мере ее величие. Но Медраут был, видимо, не из тех, кто станет терпеливо и покорно ожидать обещанной аудиенции.
Фее понравилось его нахальство и та самоуверенность, с которой он не преминул о себе напомнить.
Мелюзина медленно повернула голову в его сторону и остановилась. Слуги, словно споткнувшись о невидимую преграду, замерли.
- Да будет тебе известно, юноша, что я еще не страдаю старческим маразмом. Я приму тебя, как обещала. Через пятнадцать минут. Надеюсь, ты позволишь мне хотя бы дойти до моих покоев?
Перепуганный, еле слышный ропот пронесся по рядам сопровождавших фею слуг, которые хорошо изучили опасные интонации, зазвучавшие в голосе госпожи.
Мелюзине стало весело. Скрывая улыбку, она дошла до своей комнаты, борясь с искушением хлопнуть дверью перед носом дерзкого, и уселась в высокое кресло у окна. Властным сдержанным жестом отправила слуг вон и еще более сдержанным жестом указала Медрауту на невысокий табурет.

Не удержалась от эффектного, хоть и нехитрого колдовства. Табурет взлетел в воздух и опустился перед Медраутом.
- Садись и говори, я слушаю тебя.

На вызывающее заявление Медраута о том, что женщины являются для него не более чем дополнением к главным удовольствиям в жизни, фея ответила скептическим взглядом.
"Скажешь это как-нибудь потом. И не мне, а той, которой удастся завладеть твоими мыслями и чувствами. И душой, которую ты так тщательно от всех прячешь за злобой и ненавистью..."
Дальнейшую тираду фея выслушала внимательнее, но с ответом не торопилась. Молча и раздраженно постукивала пальцами по подлокотнику, разглядывая чересчур амбициозного нахала. Жаль, нельзя его встряхнуть хорошенько каким-нибудь заклинанием, чтобы выветрить всю дурость из этой красивой головы...
Мелюзина поднялась со своего кресла, подошла к Медрауту почти вплотную, посмотрела пронзительным нечеловеческим взглядом в горящие глаза. Темное и нехорошее увидела она в его глазах. Ей захотелось как можно скорее отыскать Мерлина и рассказать ему об увиденном. К камее она не притронулась, жестом показала, чтобы убрал. Эта вещь была ей и так хорошо знакома.
Фея вернулась в свое кресло. Она чувствовала страшную усталость и желание поскорее избавиться от Медраута. Ей вдруг стало тяжело дышать, словно  невидимая удавка сдавила ее шею. Мелюзина тряхнула головой, и неприятное ощущение пропало.
- Я тебе не уличный шарлатан, чтобы гадать или вызывать духов. Ты, случайно, не забыл, с кем говоришь, мальчик? Прежде чем я отвечу тебе, выслушай добрый совет: не зли напрасно того, кто сильнее или выше тебя. Врагов нажить легко, а справиться с ними намного сложнее, чем тебе по молодости и неопытности кажется.
Кто были твои родители, я знаю. Знаю, но тебе не открою. Иди своей дорогой и не трогай прошлое. Ты - это ты. Тебе не достаточно?
В тебе слишком много ненависти и зависти. С такими мыслями не идут к славе, такие мысли приводят к бесславной гибели.
Теперь иди. Мне нечего больше сказать тебе.