Найти птичницу не составило труда. Артур увидел ее, едва вышел из-за деревьев - чахлых берез с искривленными стволами. Старуха сидела на перевернутой бадье и доила белую козу с вызолоченными рогами, напевая песню о черных камнях, которые подарят смех, солнце, вино и пляски, а потом утянут на дно. Вокруг сновали белоснежные куры, а в озере плескались белоснежные же гуси. Луна, выкатившаяся на середину небосвода, заливала их серебристым светом, отчего казалось, что и поле, и озеро припорошены снегом.
Стоило Артуру появиться, как старуха проворно вскочила и поклонилась, спрятав руки под передник. Выглядела она, как большинство женщин-служанок в Британии - грубое шерстяное платье, кофта сколотая у горла брошью, пестрый передник с оборками и белый платок, концы которого были перекинуты на грудь. Только взгляд ее выдавал - пронзительный и насмешливый взгляд существа, которое много может поведать, но еще о большем - умолчать.
- Добро тебе, Артур, на этой земле, - приветствовала его птичница. - Не случится ли мне узнать, что тебя сюда привело и могу ли я помочь тебе в чем-либо?
Артур подошел, разглядывая новую встречную. Старуха назвала его по имени, значит, не так проста, наверняка, занимает особое положение среди сидов. Коза повернула морду в их сторону и усмехнулась. А может, это была неверная игра лунного света?   
- Я ищу дорогу к замку правителя здешнего края. А что у меня за дело к нему - тебя не касается.
- Поистине, нетрудно найти Стеклянную башню, - с готовностью откликнулась старуха. - Иди за луной, и не успеет она спуститься до макушек самых высоких деревьев, ты найдешь то, что искал. Но ты будешь глупцом, если думаешь, что когда достигнешь башни, ворота ее будут гостеприимно открыты, - она скромно потупилась, принявшись разглаживать оборки на фартуке.
- Не подскажешь ли, как мне попасть внутрь башни? - осторожно спросил Артур.
- Подскажу, добрый король! Отчего же не подсказать? Башня впустит тебя, если ты обойдешь ее трижды противосолонь и произнесешь такое заклинание: "Отворись, зеленый холм, впусти принца молодого и собаку, и коня!", - тут она не сдержалась и захихикала, прикрывая ладонью беззубый рот.
- Ты издеваешься надо мной?! - вскипел Артур. - Я - пеший и у меня нет собаки! И я - не принц...
Старуха закончила за него:
- И тем более, не молодой! Что же ты гневаешься? Это твоя недальновидность, что ты прибыл сюда без сопровождения и в преклонном возрасте!   
Вдоволь насмеявшись, она стала серьезной и поманила его, чтобы подошел ближе:
- Не беспокойся, башня впустит тебя и без собаки. Главное, не позабудь этих слов. Я не знаю, что привело тебя сюда, доблестный Артур, но лучше бы ты покинул здешние места. И я не всегда была старухой, пасущей птицу. Когда-то и я пришла - так же, как и ты - через коридор, начинающийся на Королевском кургане. Я хотела спасти сестру, которую похитили сиды. Я была молода, смела и горяча. И что же? Теперь ты видишь сморщенную старуху, которая пестует кур для королевского стола. Запомни мой совет: не верь никому!
Птичница вскинула скрюченный узловатый палец и потрясла им перед носом Артура.
- Спасибо за то, что указала дорогу, и за советы, - ответил Артур, отрубая ей голову.

Старуха не обманула, и Артур, выйдя к замку, который она назвала Стеклянной Башней, ощутил угрызения совести за отрубленную голову. Над замком сиял день во всей своей красе. Солнце так и играло на сверкающих всеми цветами радуги стенах замка, а центральная башня и вправду была полупрозрачна, словно сделана из плохо отшлифованного хрусталя. На зеленых полях праздно прогуливались красивые люди. Под диковинными деревьями играли на арфах барды, всюду слышался смех, пенье и веселые голоса.
Король невольно поддался очарованию этого края. Не рай ли это? А люди, отдыхающие под ослепительным, но не жгучим солнцем - не праведники ли и ангелы? Но очарование прошло, едва он напомнил себе, что грешен. И что его - только что срубившего головы трем безвинным - точно не впустили бы в рай.
Почему-то никто не обращал внимания на сурового воина с мечом наголо. И никто не препятствовал Артуру обойти замок против хода солнца. После первого круга он заметил, что яркие краски неземного мира заметно потускнели, а число жителей поубавилось. После второго круга мир вокруг погрузился в сумерки, а после третьего Артур оказался совершенно один в пустынной каменистой местности, освещенной луной. Вместо сияющего замка перед ним раскинулся могильный холм.
"Иллюзии сидов разрушены! - догадался Артур. - Старуха оказалась права".
Пробормотав заветные слова о молодом принце, коне и собаке, король увидел, как земля у подножья кургана разверзлась, открывая низкий и узкий коридор, облицованный грубо обтесанными камнями. Перекрестившись и поцеловав нательный крест, Артур смело шагнул в темноту.

Последние слова ударили Артура в самое сердце. Никогда прежде он не думал, что речи женщины могут ранить так больно. Пожалуй, сейчас ему было еще больнее, чем когда леди Санам призналась ему в желании убить и в измене. Кто такой Мидхир, он знать не знал, но уже его ненавидел. Внезапно слова Мерлина снова прозвучали в его памяти. Мерлин велел убивать всех, кто заговорит с ним. Гвиневера заговорила первая... Значит ли это... Никогда еще Каледфолх не казался королю столь тяжелым. Да что там - меч был просто неподъемным, словно все силы разом покинули тело.
А леди из Камелерда продолжала голосить, заклиная любимого появиться и спасти ее.
Призвав на помощь всю свою решимость, Артур закрыл глаза и наотмашь ударил мечом визжащее существо, распростертое у его ног. Женский крик захлебнулся на самой высокой ноте и затих. Дрожа от ужаса, Артур решился посмотреть на дело рук своих.
Гвиневера лежала на полу, на спине, обратив бледное лицо с широко распахнутыми глазами к отверстию в своде кургана. Руки ее были сложены крестом на груди, как у покойницы, но на ней не было ни раны, ни даже царапины. Артур приложил ладонь к щеке девушки - ее кожа была теплой, и жилка на виске еле заметно пульсировала. Он попробовал приподнять девушку - она безвольно повисла в его объятиях. Несомненно, это была настоящая Гвиневера. Как он мог принять за нее тот дьявольский морок?!
- Я должен был догадаться, что земные короли весьма настойчивы, - послышался холодный голос. Из темноты коридора навстречу Артуру шагнул незнакомый доселе человек. Золотые кудри вились до плеч, ниспадая на тускло мерцавшую кольчугу, зеленые глаза смотрели презрительно и немного устало. 
- Кто ты? - властно спросил Артур, не выпуская из объятий Гвиневеру и направляя в сторону незнакомца Каледфолх.
- Зачем называться, если ты уже решил срубить мне голову? - ответил зеленоглазый, со скучающим видом вынимая из ножен прекрасной работы меч. - Ты убил моих пастухов, старуху-птичницу... А она так забавляла меня своей болтовней!  Ты убил даже мою любовницу, которая приняла облик этой смертной девы... И еще требуешь, чтобы я назвал себя? Поистине, это самое дерзкое, что мне приходилось слышать за последние триста лет...
- Ты - Мидхир! Сид из кургана! - догадался Артур, не сводя взгляда с противника и осторожно укладывая настоящую Гвиневеру обратно на пол. - Ты похитил это дитя и одурманил колдовством, но я заставлю тебя пожалеть о злодействе.
- Все вы говорите одно и то же, - бросил Мидхир и первым нанес удар.
Клинки скрестились, и противники оказались совсем близко, лицом к лицу.
- Проклятое умертвие! Больше ты не будешь воровать людей, - процедил сквозь зубы Артур.
- Думаешь, сможешь меня остановить?
Они снова разошлись, и снова сошлись, пробуя на крепость оружие. Артуру было труднее - он все время старался находиться между Гвиневерой и сидом, а тот владел мечом мастерски, да и силы у него были нечеловеческие.
- Я построю храм Воздвижения, Господи. Золотые кресты и серебряные колокола! Только помоги превозмочь дьявольское отродье, - взмолился король Камелота, опасаясь, что не сможет одолеть в неравном поединке демонического врага.
Упоминание о Боге прижгло Мидхира, как крапивой. Вмиг утратив царственное спокойствие, он бросился на Артура, намереваясь покончить с ним как можно быстрее. Приняв удар на крестовину, Артур левой рукой нашарил на поясе кинжал. Он уже не раз выручал его, не подвел и сейчас. На клинке кинжала, изготовленного далеко на юге, в стране со смешным названием Кроличий Берег, был выгравирован крест. Острие проникло сквозь кольца кольчуги и достигло плоти. Артур так и не узнал, что причинило больший вред - сам ли кинжал, крест ли на нем, но Мидхир выронил меч и согнулся, прижимая ладонь к ране.
- Будь ты проклят, человек! - прошипел он, золотые локоны превратились в седые букли, а лицо из юношески пухлого стало черепом, обтянутым высохшей кожей, с двумя изумрудами в глазницах. Это были последние слова, что он произнес,  после чего Каледфолх рассек его надвое от макушки до пояса.
Тяжело дыша, Артур лишь мельком взглянул на то, что осталось от сида. Подхватив Гвиневеру, он поспешил как можно скорее покинуть курган.

Враг повержен, прекрасная дама спасена - а что делать дальше? Артур только сейчас понял, что не спросил Мерлина о самом главном - как вернуться из царства сидов. Что там говорила старуха-птичница? Она тоже пришла в этот край, чтобы спасти сестру. И почему не спасла? Может, потому что не смогла выбраться?
Гвиневера лежала в его объятиях, как мертвая, рука повисла, словно плеть. Артур ощущал слабое дыхание девушки, и это утешало. А вдруг она уже никогда не будет прежней? Так и останется во власти колдовских чар? Множество мучительных вопросов посетили короля, пока он шел по темному коридору вон из кургана.
Снаружи ничего не изменилось - из-за унылого леса виднелся краешек луны, безжизненные вересковые пустоши простирались вокруг. Артур покрепче прижал к себе драгоценную добычу. И что же дальше?
Раздалось тихое всхрапывание, и перед королем оказался гнедой конь. Он поджидал за курганом, а при появлении человека вышел, привлекая к себе внимание.
Конь не был белым, и это немного притушило недоверие Артура. Он внимательно осмотрел сбрую и обнаружил чеканку на налобнике - дракон и медведь, мирно соседствовавшие. Вздох облегчения вырвался из груди короля. Вряд ли в краю сидов стали бы пользоваться его родовыми знаками.
Леди Гвиневеру пришлось перебросить через седло, как мешок с шерстью, после чего Артур осмотрел и седельную сумку. В ней обнаружились два стеклянных флакона, похожих на тот, что передал ему Мерлин возле Кэр Кадарн.
- Хвала Господу! - прошептал Артур, надежнее застегивая сумку, вскакивая на лошадь и устраивая Гвиневеру поудобнее. Теперь она сидела перед ним, откинув голову ему на плечо и глядя широко распахнутыми глазами в черное небо.
Конь нетерпеливо дернул головой, когда Артур попытался натянуть вожжи, и сам побрел в сторону леса, а затем и дальше - одному ему известной дорогой. Король не стал настаивать, рассудив, что это, несомненно, помощь Мерлина, а значит, животное само знает, куда идти.
Прижавшись губами к виску Гвиневеры, он нашептывал ей слова утешения, не уверенный, слышит ли она его.
Колдовские звезды высыпали на небосклон и уставились на людей желтыми любопытными глазами. В их свете Гвиневера казалась бледной, как смерть, и Артур со страхом то и дело касался впадинки на девичьей шее, прощупывая биение пульса.
- Все будет хорошо, - шепнул он Гвиневере. - Я верну тебя домой, чего бы это мне не стоило.
Не удержался и провел кончиками пальцев по ее лбу, щекам, и прочертил контур нежных губ.
- Ты прекрасна! - он с жадностью вглядывался в помертвевшие черты, но и сейчас девушка казалась ему равной ангелам. - Едва увидел тебя, сразу понял, что таких больше нет на всем свете. И так получилось, что ты вошла в мое сердце, и чувствую, что это навсегда. Мерлин советует выдать тебя за Боарта, и - Бог свидетель! - лучшего мужа не найти для любой девицы в Британии, но все существо мое противится этому, хоть и осознаю, неразумность желаний. Весна должна встречаться с летом, а не с зимой. Но кто запретит зиме хотя бы мечтать?..
Набежавшие тучи скрыли звезды, и это придало Артуру смелости. Он несколько раз поцеловал Гвиневеру. Поцеловал отнюдь не отечески, а как любовник - сгорая от страсти.
Конь вдруг заржал и прянул в сторону, и Артуру пришлось схватиться за гриву, чтобы удержать равновесие. Он сразу же устыдился совершенного поступка, и дальнейший путь провел в мрачном молчании, вознося молитвы о прощении к Пресвятой Деве.
Когда они оказались в круге из зубчатых камней, Артур спрыгнул с коня, забрал склянки и осторожно снял Гвиневеру.
- Спаси тебя Господь, - сказал король коню, - благодарю за помощь.
Уложив Гвиневеру на алтарный камень, он влил ей в рот жидкость из одного флакона, бережно поддерживая, чтобы не захлебнулась. Выпив зелье, предназначенное ему, Артур лег рядом девушкой и в последний раз поцеловал ее.
- Скоро это все забудется, как страшный сон, - сказал он прежде, чем колдовской дурман одолел его. - Но король всегда будет помнить тебя.

Очнуться пришлось от крепких пощечин. Артур еле разлепил веки и тут же зажмурился - в лицо ударил слепящий солнечный свет. Настоящий. От которого было тепло, и душа не трепетала от непонятного страха.
- Ну и чего морщишься? Просыпайся! - услышал он такой знакомый голос.
- Мэт! До чего же я рад тебя слышать! И видеть, - добавил Артур, когда глаза привыкли к свету.
- Смотрю, злые сиды не сожрали тебя с потрохами, - продолжал ворчливо волшебник, но было видно, что он тоже очень рад благополучному исходу дела.
Только тут Артур заметил, что он по-прежнему лежит на алтарном камне. Ему припомнились блуждания в заколдованных лесах и оборотни в образе лошадей, кур и козы. Неужели, все это привиделось? Но рядом лежала Гвиневера, такая прекрасная в своей беспомощности. Глаза ее на сей раз были закрыты, и казалось, что девушка сладко спит. Артур наклонился, вслушиваясь в ее дыхание и тревожно хмуря брови.
- Я нашел ее в кургане, - сказал он резко, - и с тех пор не слышал от нее ни слова. Она похожа на мертвую, но дышит. Ты можешь развеять это проклятое колдовство?
Мерлин быстро взглянул на девушку и покачал головой:
- По крайне мере, не здесь и не сейчас. Бери ее и идем вниз, нас ждут кони.
И снова была монотонная дорога, и Артур чувствовал легкое головокружение. Или май был тому виной, или девушка, которая ехала в его объятиях. Мерлин несколько раз брал руку Гвиневеры, чтобы прощупать пульс, и в конце-концов, его беспокойство передалось и Артуру.
- Что с ней? Надеюсь, мы привезем девушку к отцу в добром здравии?
Мерлин промычал в ответ что-то невразумительное, и король потерял терпение:
- Говори толком!
- Чего ты хочешь от меня? - вздохнул Мерлин, молитвенно воздевая руки к небу. - Каждый, кто побывает у сидов, возвращается не таким, как ушел.
- И я тоже стал другим?
Мерлин метнул на него пронзительный взгляд и нехотя отозвался:
- Да, ты тоже... Хоть ты и толстокожий, как Левиафан, и одержим верой в Распятого. Но с девушкой все по другому. Она  попала под опасные чары, она очарована. Женщины более тонки душой, в этом их сила и их слабость. Они тоньше чувствуют, но их легче обмануть, подчинить, лишить разума и души.  Я не знаю, что с ней. И не знаю, смогу ли вернуть ее душу в мир живых. 
Слова были неутешительными, и короля перестал радовать даже солнечный свет. К полудню они достигли Камелерда и вновь, как и вчера (а казалось, что вечность назад!) им навстречу поспешил герцог Леодегранс. Только на сей раз не было пажей, осыпавших гостей лепестками, не было радостной переклички труб, а лицо герцога почернело и осунулось от беспокойства и тревоги.

Гвиневеру уложили в ее покоях, и шесть служанок неотлучно суетились вокруг, хотя их услуги вроде как и не требовались. Артур и Леодегранс молча наблюдали, как Мерлин осматривает девушку, прощупывая пульс, заглядывая в глаза, оттягивая веки, и дергает себя за бороду. Он даже притащил две ивовые рогульки и пронес их над телом, совершая какие-то таинственные пассы.
Все молчали, боясь нарушить ход мыслей мудреца. Леодегранс то и дело начинал ходить туда-сюда по комнате. Артур, наоборот, замер - словно уснул стоя, но взгляд его был прикован к Гвиневере, лежавшей на пышно убранной постели.
- На ней заклятье, - сказал Мерлин, наконец, - но не могу понять – какое. Сиды очень хитры во всем, что касается колдовских заклятий. Не уверен, смогу ли я вернуть ее к жизни.
Леодгранс в отчаянье заломил руки, а Артур стал еще мрачнее.
- Ты уж попытайся, - сказал король глухо.
- На ней новое платье, - задумчиво произнес Мерлин, - оно оттуда, из страны сидов. Кто знает, может она успела там не только переодеться, но и поесть, и попить, - он обернулся к служанкам, - переоденьте миледи, а платье поскорее сожгите. Возможно, это оно держит ее в колдовском сне.
Мужчины отвернулись, пока проворные прислужницы разоблачали девушку и укутывали восточными покрывалами.
- А что делать с гребнем, господин? – робко спросила старшая. – У миледи не было такого гребня, когда она… пропала.
- Это не ее гребень? – Мерлин вопросительно взглянул на Леодегранса, и тот, присмотревшись, пожал плечами. Дорогая безделушка. Но сколько их у дочери – разве можно знать наверняка?
Артур сделал шаг по направлению к постели и протянул руку, чтобы вытащить украшение из волос Гвиневеры, но Мерлин стукнул его по кисти ивовой рогулькой:
- Ты спятил?! Нам еще не хватало, чтобы и на тебя пало проклятие сидов! Отойди!
Артур нехотя подчинился и вынужден был наблюдать со стороны, как Мерлин, обернув руку платком, извлекает из темной копны волос изукрашенный самоцветами гребень. Зубцы его были необычно острыми, и на них застыла пленка какого-то темного снадобья. Чародей принюхался, потом послюнил палец и с величайшей осторожностью потер один из зубцов.
- Враждебное колдовство, - сказал он презрительно, заворачивая гребень и отправляя в поясную сумку. – Попробуем дать ей противоядие, вдруг да поможет. Жаль лишать Боарта такой красивой невесты.
- Поменьше болтай, побольше делай! – слишком уж резко оборвал его Артур. – Пойдем, Лео. Нам надо отдохнуть и подкрепиться вином. Предоставим Мэту заняться его прямыми обязанностями. Он ведь советник короля и королевский лекарь, а не сваха!

Пришла в себя. Ну чего еще можно было желать? Воодушевившись, Артур так хлопнул Мерлина по спине, что чародей закашлялся, пытаясь восстановить дыхание. Выглядел он недовольным, но участвовать в общей сцене восторгов по поводу возвращения Гвиневеры в сознание не стал, а вышел вон, неслышно притворив за собой дверь. Еще не хватало бегать вокруг этой несносной девчонки, которая только и умеет, что томно смотреть на мужчин.
Леодегранс оттолкнул служанок и взял дочь за руку, склоняясь над ложем:
- Теперь уже все хорошо, - сказал он успокаивающе. - Наверное, все дело в волнении. Да и не стоило тебе играть на солнцепеке... Как ты напугала нас, глупышка Гвинни! Воистину, надо поскорее выдать тебя замуж. Твоему старику-отцу уже не под силу оберегать тебя.
Слова герцога полоснули короля по сердцу больнее, чем самый острый нож. И в это время Гвиневера, словно не слыша отца, устремила на Артура странный вопрошающий взгляд. И все вокруг замерло, и все пропали, словно в шестнадцать лет, когда впервые смотришь на женщину глазами мужчины. Мерлин был прав - посещение потусторонней страны не прошло для принцессы без последствий. Она и раньше была красива, а теперь ее красота стала иной. Она несла отпечаток другого мира. И противиться этой красоте было невозможно.
Словно испугавшись, что Гвиневера догадается о его мыслях, Артур круто развернулся и поспешил за Мерлином, делая последнее усилие, чтобы избежать искушения.
Почти сразу за ним вышел Леодегранс, обеспокоенный поведением короля - ведь он не сказал его дочери ни единого слова, даже не выказал радости по поводу ее исцеления, а ведь переживал, как родной отец.
Впервые между старинными друзьями повисло напряженное, неловкое молчание. Ни Артур, ни Леодегранс не знали, что сказать. Расположившись в зале, они хмуро посматривали на вино и фрукты, которые принесли слуги, но ни тот, ни другой не сделали глотка и не съели кусочка.
- Боарт - будет хорошим мужем для Гвинни, - сказал Леодегранс полувопросительно. - Или ты уже передумал насчет породниться? Мне показалось, ты рассердился, когда Мерлин заговорил об этом.
- Тебе показалось, - отрезал Артур.
- Я слишком хорошо знаю тебя, - не сдавался герцог. - Ты считаешь, что теперь Гвиневера опозорена? Что-то случилось там... где ты ее нашел? Ты что-то  скрываешь от меня.
Никогда еще король с такой силой не желал, чтобы его собеседник потерял дар речи или провалился сквозь землю. Но встревоженному отцу следовало ответить, и Артур ответил, собрав волю в кулак:
- Сейчас ты похож на пустозвона. Я считаю, что твоя дочь - прирожденная королева. Но ты забыл спросить ее согласия на брак. Мне не по нраву принуждение, ты же знаешь.
Лицо Леодегрнса заметно просветлело: если дело только за этим...
- Но ты же сам отел устроить и встречу с Боартом, как случайность! Если хочешь, я поговорю с ней. Или поговори с ней сам. Знаешь, отцу всегда трудно представить, что его дочурку отдадут во власть совершенно чужому мужчине. Гвинни - мой единственный ребенок, и она дорога мне. Дорога еще и как память о покойной жене. Для меня она всегда чиста и невинна, как ребенок. У тебя лучше получится объясниться с ней.
- Действительно, Артур, - появился как из-под земли Мерлин. - Нынешние девушки не любят, когда за них все решают любящие отцы. Они предпочитают сами вершить свою судьбу. Или думать, что делают это. Скажи принцессе, что у тебя есть сын, и что любая будет счастлива назваться его супругой. Расскажи, что выйдя за Боарта она станет королевой и будет жить в Камелоте, и царить на всех турнирах. Да что это я, неужели ты не найдешь, слов?..
Артур почувствовал себя медведем, которому вогнали под ребра рогатины. Разумом он понимал, что Мерлин предлагает верный совет, но что-то в нем противилось этому так отчаянно, что хотелось умереть, а отказаться от подобного разговора.
- Хорошо, - произнес он глухо. - Я поговорю с ней.
- Иди сейчас, - подначивал Мерлин. - Дело важное и не стоит промедления.
Леодегранс согласно кивнул, и Артуру ничего не оставалось, как под подбадривающими взглядами советника и друга вернуться в комнату принцессы.
- Оставьте нас! - приказал он служанкам, избегая смотреть на лежавшую в постели девушку.

Отступать было поздно. Артур прокашлялся, оттягивая ненавистный момент, а потом сказал:
- Вам стало плохо во время игры, милая леди, вот вас и перенесли сюда. Пока вы были без сознания, мы с вашим отцом очень волновались. Но теперь опасность позади, и вы вернулись к жизни... - он подумал, что прозвучало это слишком мрачно, и поспешил исправиться. - То есть, теперь вы в добром здравии - и это прекрасно. Но не бойтесь, вашей жизни ничего не угрожало... Ведь здесь был Мэт... то есть, Мерлин. Он не дал бы случиться ничему плохому...
Кресло возле кровати было свободно, но король намеренно отошел к окну, разговаривая с Гвиневерой через всю комнату.
- Но поговорить я хотел не об этом... Мы с вашим отцом - давние друзья. Он мне дороже брата, вы должны это знать. Только сегодня, наблюдая за вашей игрой на площади, я сказал Леодегансу: твоя дочь уже выросла, мой сын вырос уже давно, если они не будут против, почему бы нам не породниться? Ваш отец был бы рад такому союзу, но мы решили не принуждать   вас... Я не требую ответа немедленно, Боарт сейчас находится на границе, вернется в Камелот лишь к осеннему равноденствию.  Приглашаю вас вместе с отцом на праздник, который состоится по этому случаю. Приезжайте в столицу, и если мой сын приглянется вам, не будет человека счастливее меня. Если вы спросите, почему я говорю только о вашем желании... Осмелюсь сказать, что Боарт полюбит вас всей душой, едва только увидит. Потому что иное - невозможно.
Никогда еще речь о сватовстве не велась с таким угрюмым лицом. А именно так выглядел сейчас Артур - как будто предлагал Гвиневере не союз с принцем, а рассказывал о похоронах близкого и дорогого человека. В каком-то смысле, это было верно - произнеся слова о возможной свадьбе с Боартом, Артур перешагнул ту черту, которая должна была навсегда отделить его от красавицы. Конечно же, Гвиневера ответит согласием, и с этого самого мгновения он должен будет относиться к ней, как заботливый отец. И не вожделеть ее даже в своем сердце. Что ж, тут хорошие помощники - покаяние, молитва и власяница.

Последние слова Гвиневеры прозвучали для Артура громом с ясного неба. Некоторое время он всматривался в прекрасное лицо девушки, пытаясь понять - не ослышался ли он, и не злая ли это шутка? Он сделал несколько робких шагов по направлению к постели, чувству себя мальчишкой на первом свидании. И тут же напомнил себе, что он - король. Король могущественной державы, и недостойно ему вести себя подобным образом, но мысль ушла так же, как и пришла - и он тут же забыл об этом.
- Не ослышался ли я, милое дитя? - спросил он после долгого молчания. - И что снилось вам? Могу ли я услышать об этом? Возможно... Может быть... - слова давались ему с трудом, и сейчас Артур предпочел бы оказаться на поле боя, где все было проще и понятней, чем на войне за сердце женщины. Он зажмурился на мгновенье, вздохнул, как перед прыжком в воду, и закончил: - Значит ли это, что вы с большей радостью приняли бы в мужья отца, нежели сына?..
Вот и сказал. И в комнате воцарилась тишина. даже за дверями, где стояли слуги и прислужницы, было тихо. Артур запоздало подумал, что им, верно, было слышно каждое слово, сказанное в этой комнате. Подумал и забыл, утонув в темных глазах Гвиневеры, которые после посещения страны сидов стали бездонными, как самые глубокие колодцы, скрывающие в недрах своих либо живительную влагу, либо сухой песок, который обдерет горло до крови.