Королевские обязанности порой бывают так утомительны. Вот и сейчас турнир уже давным давно закончился, а Гвинивера все еще была вынуждена сидеть в ложе, поздравляя особо отличившихся, обмениваясь любезностями с придворными, улыбаясь приезжим рыцарям, имена многих из которых она даже не помнила. Приходилось сохранять доброжелательное выражение лица и постоянно быть милой и это в тот момент, когда в душе все клокотало.
Слишком уж много неприятностей принес этот турнир, признания леди Элейны, колкости феи Мелюзины, невероятный бой между Медраутом и Ланселотом, таинственный Красный рыцарь, оказавшийся северным принцем. При воспоминании о победителе Гвиневера едва заметно нахмурилась - этот наглец провозгласил королевой любви и красоты не ее, а леди Шалотт. Возложи Тристан корону на голову любой другой даме и Гвиневера, пожалуй, и бровью бы не повела, надо же дать иногда и другим посверкать, но только не по отношению к астолатской провидице. После того, что Элейна имела глупость сказать сегодня, королева не могла желать ей ничего хорошего. Радовало лишь то, что Ланселот куда-то запропастился и не мог видеть корону на глупенькой головке этой девицы.
Мысль о златокудром красавце заставила королевино сердце екнуть и Гвиневера поняла, что больше не может придерживаться этого любезно-равнодушного тона. Ей требовалось успокоиться, обдумать все произошедшее, а еще лучше выговориться перед кем-то, перед тем, кто ее понимал и мог дать совет. Артур разговаривал с сэром Гавейном и сэром Тристаном и по серьезному выражению лица мужа королева поняла, что разговор закончится не скоро. "Даже на празднике он не может забыть о делах," - раздраженно подумала Гвиневера, и послала служанку предупредить о том, что ей необходимо подготовиться перед пиром и поэтому она просит разрешения отбыть в замок первой. В позволении супруга королева не сомневалась, а потому не дожидаясь ответа распрощалась с присутствующими и села в карету.
В замке было шумно и людно, сновали слуги, готовившие пир, придворные бурно обсуждали прошедшие состязания. В прихожей покоев Гвиниверы толпилась стайка дам, почтительно склонившихся при виде госпожи. Кратко приказав не беспокоить, королева прошла в комнаты и упала в кресло возле туалетного столика. При виде подошедшей леди Катарины она искренне улыбнулась и произнесла, подставляя шнуровку платья под умелые руки наперсницы:
- Я ужасно устала сегодня, Кат. Как жаль, что тебя не было со мной в ложе. Ты не представляешь, что мне заявила эта леди Шалотт! Оказывается она влюблена в сэра Ланселота! Ты бы видела как она ела его глазами во время боев, а потом еще и кинула ему свою ленту! Просто верх неприличия!
В темных глазах Гвиневеры полыхал огонь, вызванный отнюдь не оскорбленной добродетелью, но королева даже себе боялась признаться в том, что чувствует на самом деле. Ничего, Катарина ее поймет, поймет и поддержит, как всегда.

- Да-да, крайне глупо и забавно, - согласилась Гвиневера.
Смех Катарины был удивительно заразителен, а ее насмешки над леди Элейной приподняли королеве настроение. И в самом деле, эта дурочка ничего не добилась, лишь выставила себя на посмешище, так чего переживать? И кому переживать, ей, всемогущей королеве Британии, чья красота славится от суровых гор Шотландии до солнечных равнин Бретони? Вот уж воистину глупость. Придя к такому выводу, Гвиневера уже более веселым тоном продолжила рассказ о происходившем в королевской ложе:
- Но кое-чего она все же добилась. Ты бы видела лица мужчин, когда сэр Ланселот отверг ее ленту, и как не кинулись утирать слезки? Даже Его Величество поддался и в утешение пообещал сопровождать леди Шалотт на сегодняшнем пиру, - на последней фразе тон королевы стал более сдержан, над мужем она смеяться не рисковала, да и не хотелось. Пусть Гвиневера не любила Артура, она искренне его уважала за все, что он делал для королевства и ценила то, что он делал лично для нее.
- И сэр Тристан наверняка тоже надел корону любви и красоты на пустую головку леди Элейны только из жалости. Мужчины порой такие предсказуемые.
Королева как-то упустила из виду, что Красный рыцарь не мог видеть и слышать того, что происходило в королевской ложе, а если бы и мог, то вряд ли заинтересовался бы лентой леди Шалотт. Но какое это имело значение сейчас, когда наедине с подругой можно было вдоволь позлословить, отводя душу, пока умелые пальцы Катарины распускали тяжелую прическу, принося невероятное удовольствие.
- Сэр Ланселот действительно еще ни от одной дамы не принял знаков благосклонности, да ты ведь и сама это знаешь. Да только некоторых глупышек это как будто только подзадоривает, ни ума, ни гордости. Ты права, Кат, нельзя свою любовь дарить мужчинам просто так, тогда ни уважения ни власти в собственном доме у тебя не будет. Мне странно только, что так мало леди это понимают, а потом остаются ни с чем и собственным мужьям до них дела нет.
Гвиневера встала со стула, одела мягкие домашние туфли и с помощью Катарины накинула на плечи халат. От ванны поднимался пар и очертания предметов скрадывались. Горячая вода обещала блаженство и наслаждение, а расставленные на соседнем столике притирания напоминали о собственной красоте. С помощью придворной дамы, королева поднялась по специальной приставной лесенке и, скинув халат, погрузилась в воду. Катарина знала все привычки и вкусы своей госпожи и всегда умела ей угодить. Вот и сейчас вода в ванной была идеальной температуры и слегка благоухала лавандой - то что нужно после тяжелого дня.
- Ах, Кат, чтобы я делала без тебя, - с нежной улыбкой произнесла Гвиневера. - Ты всегда будто угадываешь мои желания. А что до сэра Ланселота, то после сегодняшнего боя ему будет не отбиться от восторженных леди. Как думаешь, кто будет пользоваться большим успехом на пиру, он или сэр Тристан? - королева говорила безмятежным тоном, но при мысли о том, что у Ланселота могут появиться поклонницы, она ощутила укол ревности, и чтобы успокоить себя добавила. - Но лучше бы им обратить внимание на Красного рыцаря, вряд ли сэр Ланселот изменит своим привычкам.

"Красная лента?" - Гвиневера едва не переспросила, что имела в виду Катарина, но вовремя вспомнила, что все бои Тристан провел с алой лентой на копье. За собственными треволнениями она совершенно упустила из виду момент, который наверняка волнует всех окрестных сплетниц.
- Что ж, если ты права, мы скоро узнаем все о владелице этой ленты, - рассеяно заметила королева, слегка морща носик от неприятного запаха мыла с травами. Она бы давно отказалась от этого средства, но результат был налицо - волосы будто наливались сиянием и росли куда лучше. А за это стоило потерпеть несколько минут, ведь потом Катарина все равно умастит темную гриву своей госпожи заморскими цветочными маслами и весь вечер она будет благоухать.
Гвиневера слегка приподнялась в ванной, давая возможность своей даме как следует промыть спину и шею. Многие леди пренебрегали частым тщательным мытьем и результатом была серая кожа в мелких прыщиках и тусклые жидкие волосы. К счастью, фея Моргана отлично знала необходимость соблюдения чистоты и приучала к этому своих воспитанниц. Королева недолюбливала наставницу, но отрицать ее правоту в этом вопросе не могла и ванну принимала часто, требуя от придворных старательного выполнения своих обязанностей по мытью госпожи. Впрочем, от Катарины требовать ничего не приходилось. Она делала все, чтобы угодить, и даже привнесла в туалет Гвиневеры несколько нововведений, за которые королева была ей очень благодарна.
- Ах да, ты же еще не прибыла ко двору во время прошлогоднего турнира. В тот раз сэр Ланселот и сэр Медраут одолели всех противников и последний бой должен был состояться между ними. Но сэр Ланселот отказался скрещивать мечи с братом, пусть и названным, и Его Величество объявил победителями их обоих. Но, как видишь, сэр Медраут все же решил выяснить кто сильнее, а сэр Ланселот не их тех, кто легко отказывается от своих принципов, - королева вздохнула, вспоминая сколько неприятных минут ей доставило благородство златокудрого рыцаря. - Глупость конечно, так рисковать из-за человека, который сам жаждет боя! А эти его показушные жесты - одеть тонкую кольчугу и избавиться от шлема и щита?! А ведь сэр Ланселот - один из лучших рыцарей Камелота и должен думать о собственной безопасности! Что с нами будет, если наши рыцари по глупости станут погибать на турнирах? - Гвиневера сама не заметила, как ее голос набрал силу и в нем зазвучали гневные нотки. - Его Величество любит такие поступки и конечно восхищается этим боем, но я считаю, что необходимо заботится и о том, чтобы рыцари не стремились к почетной смерти! Как считаешь, Кат, уместно ли мне будет высказать сэру Ланселоту мое недовольство его поведением на турнире?
Гвиневера с удовольствием подставила тело под струи теплой воды из ковша, стремясь перевести дух после обвинительной речи. Но очередной вопрос Катарины вновь подхлестнул ее чувства.
- О, это была очередная глупость в духе сэра Ланселота! Он посчитал себя виновным в том подлом ударе, который нанес сэр Медраут, и пожелал разделить с ним наказание. Может ты себе представить большую нелепость?! - и опять Гвиневеру поразила странность этой идеи, даже для златокудрого красавца это было чересчур. - Вообще это конечно очень странно, даже самый благородный рыцарь не усмотрел бы вины сэра Ланселота в произошедшем. Даже Его Величество посчитал это неправильным, а ты знаешь его щепетильность. Может это был просто предлог, чтобы выйти из турнира? - задумчиво произнесла Гвиневера.
Королева прикусила нижнюю губу, раздумывая, что могло стоять за этой просьбой. Ей сразу вспомнилась и бледность рыцаря и его напряженный голос. В королевской ложе молодая женщина не успела обдумать произошедшее, поступок Элейны выбил ее из колеи, а потом еще и эта фея со своими насмешками да намеками. Но сейчас, в спокойствии и тишине собственных покоев, было самое время обдумать произошедшее. Катарина тоже могла что-то посоветовать, занимая более низкую ступень общественного положения она могла бывать там, куда королеве вход заказан и слышать такие разговоры, которые в присутствие венценосцев не ведутся.

- Что значит "не рисковал"? Сэр Ланселот конечно значительно сильнее сэра Медраута, и сегодня это стало очевидно всем, да только на турнирах всякое бывает. Глупо пренебрегать мерами предосторожности, даже если уверен в победе, - сухо заметила Гвиневера и неожиданно вдохновившись этими словами, тем как внушительно они прозвучали, продолжила уже веселее. - Решено, сегодня же на пиру я скажу ему все, что думаю по этому поводу. Удаль и благородство это конечно хорошо, но рыцарь Камелота не принадлежит себе и должен думать о благе королевства.
Приняв это решение, королева перенесла свое внимание на другой предмет. По комнате были развешаны новые платья, приготовленные для празднеств. Наряды Гвиневера предпочитала выбирать воочию, зачастую не ограничиваясь просмотром, а примеряя все или наиболее понравившиеся, подбирая к ним украшения и прическу. Бывало и так, что в самый последний момент королева меняла свое решение и придворным дамам приходилось начинать работу заново. Поэтому, ее прислужницы  всегда находились в напряжении и старались делать все по возможности быстро, чтобы, если королеве вздумается сменить туалет, она не опоздала. И все равно Гвиневера почти всегда заставляла себя ждать, хорошо хоть Артур относился к этому крайне снисходительно.
Сейчас молодой женщине предстояло определиться между пятью платьями, все их она отлично видела со своего места, а потому Катарина могла не отрываться от своих обязанностей, пока королева решала. После сегодняшних неурядиц на турнире, Гвиневере хотелось выглядеть особенно хорошо и раздумья грозили затянуться. Зеленое с золотом и серебристо-серое она отвергла почти сразу, на пиру королева должна быть в своих родовых цветах, как бы ей ни нравились другие. Белое ей показалось слишком простым для вечера. Оставались темно-синее с бордовой вышивкой, выглядящее благородно и изысканно благодаря приглушенным тонам, и багряное, на котором зеленым и золотым шелком была вышита целая картина - цветущий сад и поющие птицы. Это платье удивительно шло к темным глазам и волосам королевы.
Однако следующее замечание Катарины заставило Гвиневеру отвлечься. Любая другая дама за подобное предположение была бы тут же наказана, ведь оно бесчестило и Ланселота, и королеву. Но любимой наперснице Гвиневера прощала многое, тем более что в глубине души не могла оскорбиться на подобное. Наоборот, при этих словах сердце молодой женщины как-то по особому екнуло, на память тут же начали приходить мелочи, его подтверждающие: то, как рыцарь вздрогнул при ее словах, обращенных к нему, его взгляд, его глубокая почтительность, глубже, чем у любого другого рыцаря. Даже бледность и неуверенный голос Ланселота теперь казались королеве признаками любви.
- Что ты говоришь, Кат?! Такое чувство греховно и недостойно такого благородного рыцаря! - воскликнула Гвиневера, вот только покрасневшие щеки и радостные нотки в голосе никак не вязались с грозными словами. Молодая женщина помолчала немного, а потом продолжила уже значительно тише. - Ты думаешь это возможно? И что же мне делать, если это так? Ведь это скомпрометировало бы и меня и его... Ах, Кат, даже если это так, исполнение желаний сэра Ланселота невозможно, я королева... - грусть с какой были сказаны последние слова удивительно не вязалась с тем, как всегда нравилось Гвиневере ее положение, что она зачастую подчеркивала перед своими дамами.

Слова Катарины проливались бальзамом на душу Гвиневеры и тут же, удивительным образом, вызывали тихую печаль. Даже если все правда, если Ланселот влюблен в свою королеву, он никогда не осмелится выдать этого чувства, а она никогда не сможет ответить на него взаимностью. И все же сама мысль о такой возможности доставляла радость и вызывала ликование в сердце Гвиневеры, причем это была радость не только польщенного тщеславия женщины, ставшей объектом любви завидного рыцаря, но и что-то еще. Что-то, что пело в груди королевы, когда она думала о любви Ланселота к себе, даже если любви этой суждено было остаться лишь в мыслях да мечтах.
Не в силах сдержать чувства, Гвиневера вскочила с кресла и прошлась по комнате, прижимая руки то к щекам, то к сердцу. Лицо женщины разрумянилось, глаза сияли, а едва подсохшие волосы распушились и, когда королева оказывалась напротив окна, окружали ее стройную фигуру темным мерцанием. Остановившись посреди комнаты, Гвиневера обернулась к наперснице:
- Неужели это правда, Кат? Но тогда... хотелось бы мне знать наверняка! Но ведь он не осмелится, так? Никогда не осмелится, это скомпрометировало бы меня... - мысли королевы хаотично метались, сердце громко стучало, но Катарина, пожалуй, должна была понять свою госпожу: и ее радость и ее горе.
Гвиневера прижала руки к лицу, стремясь успокоиться, но и сквозь пальцы на придворную даму смотрели искрящиеся весельем и счастьем королевины глаза. Внезапно она отняла руки и звонко по-девичьи рассмеялась, так, как не смеялась уже давно, скованная этикетом, долгом и необходимостью держать марку перед лицом соперников и завистников. Сейчас Гвиневера ничем не напоминала прекрасную и недоступную обычным смертным королеву, это была юная девушка, простая, земная, жаждущая любить и быть любимой, жаждущая счастья такого же, как она сама - простого и земного.

Увидев, что королева как никогда далека от выбора одежды, Катарина решила взять все в свои руки. Гвиневера автоматически переступала с ноги на ногу, поворачивалась и поднимала руки, когда это было нужно придворной даме, но мыслями она была далеко. Любимая наперсница предложила дельный план, вот только...
- Но Кат, меня обычно сопровождают рыцари моего Зеленого войска, а сэр Ланселот входит в число рыцарей короля. После турнирных празднеств Его Величество наверняка погрузится в государственные дела и кто знает, когда мы поедем куда-то вместе и будет ли сэр Ланселот в числе сопровождающих? Я не могу так долго ждать!
Гвиневера покачала головой, подчеркивая свое нетерпение, и вновь закусила губу. Идея Катарины была стоящей, нужно только было придумать как ее исполнить. И королева даже знала как, но мысль об этом ей претила.
- Герцог Бернард и его дочь приехали на турнир и вряд ли останутся в Камелоте надолго. Я обещала помочь Элейне, а значит у меня есть предлог поговорить с сэром Ланселотом о ней прямо сейчас или даже устроить их встречу. Но, Кат, я не хочу опять смотреть как она строит ему глазки! А если он неправильно меня поймет, если решит, что я и впрямь хочу устроить их свадьбу?! - королева слегка надула губки. - Нет, нет, еще раз я этого не вынесу. Ах, если б можно было спросить не прикрываясь леди Шалотт...
Гвиневера тихо вздохнула. К этому моменту Катарина уже надела на нее синее платье и королева подошла к зеркалу, оглядывая себя. На этом пиру она должна затмить всех, чтобы даже корона любви и красоты не помогла дурочке Шалотт привлечь всеобщее внимание. Привлечь его внимание... От мысли, что уже через несколько часов она увидит Ланселота, сердце Гвиневеры забилось сильнее. Она встретит его, будет говорить с ним и даже не будет знать есть ли у него чувства к ней! "Что же делать? Я не вынесу этой пытки неведением! Но на пиру немыслимо вести такие разговоры. Или... мыслимо, если говорить не о любви, а о... безопасности к примеру?". Гвиневера, сияя, обернулась к Катарине.
- Кат, Кат, я кажется придумала! Ведь если мужчина любит женщину, а эта женщина за него беспокоится, он не останется равнодушным? И если женщина достаточно умна, она сумеет это распознать? - королева торжествующе улыбнулась. - Я обязательно выскажу сэру Ланселоту и свое восхищение сегодняшним боем, и недовольство тем, что он пренебрегает мерами безопасности. Скажу, что беспокоюсь за него, что не хочу, чтобы он понапрасну рисковал собой. Должен же он после такого хоть взглядом выдать себя!
Гвиневера вновь рассмеялась и обернулась к зеркалу. Для такого дела надо выбрать совершенно особенный наряд. Сегодня вечером она должна очаровывать, но не отталкивать, казаться прекрасной, но не неприступной. После недолгих размышлений синее платье было отвергнуто, в нем Гвиневера выглядела поистине королевски, но в этот раз молодую женщину это не устраивало. Она попросила Катарину принести багряное платье, а сама принялась мысленно проговаривать фразы, которые скажет сэру Ланселоту.

Гвиневера искренне смеялась, слушая Катарину, в которой явно пропадала талантливая лицедейка. Да, именно так и должен был ответить ей Ланселот, напыщенными учтивыми фразами, с выражением каменной серьезности на прекрасном лице. Вот только королева верила, что если не в словах, то в глазах влюбленного мужчины обязательно промелькнет что-то еще, и ей надо будет всего лишь заметить это и все станет ясно.
- Тому, кто знает что и когда ловить, куда проще это поймать, - беспечно сказала Гвиневера.
Королева обернулась спиной к Катарине, чтобы та могла зашнуровать платье, и очутилась лицом к лицу со своим отражением. Темный цвет платья подчеркивал карие глаза молодой женщины и в тоже время контрастировал с ее белой кожей, усиливая ощущение бархатистости и мягкости. В нем она выглядела обворожительной, чарующей и очень нежной. Ни следа не осталось от той величественности и неприступности, которые подчеркивало синее платье.
- То, что нужно, - улыбнулась своему отражению Гвиневера и, дождавшись пока платье полностью зашнуруют, вернулась за туалетный столик, чтобы Катарина смогла сделать прическу.
- Значит сегодня мы и выясним, кто из нас прав, - заметила королева, перебирая украшения в шкатулке. - Мне очень уж не хочется поминать в таком деле эту Шалотт. Если есть возможность выяснить это без нее, я хочу ею воспользоваться. Ну а не получится, прибегнем к твоему плану.
Гвиневера поочередно приложила к ушам топазовые и изумрудные серьги и отложила обе пары. Следом, к отвергнутым драгоценностям прибавилось еще несколько произведений ювелирного искусства, пока королева не остановилась на бриллиантовом гарнитуре - серьгам, броши и колье. Камни после огранки приобрели бледно-желтый оттенок, а обилие золота усиливало этот эффект. Цветы и листья удивительно тонкой работы прекрасно смотрелись на юной и изящной женщине.
Из соседней комнаты покоев тихо мяукая вышел черный котенок, вчерашний подарок феи Мелюзины. Он спал в своей корзинке, пока две возбужденные женщины не разбудили его разговором. Теперь он укоризненно посмотрел на королеву и та улыбаясь протянула руку к нему. Зверек обнюхал белые тонкие пальцы и, не учуяв ничего интересного, стал забавляться с поясом халата, оставшегося лежать на кресле, после того как Гвиневера одела платье. Его появление напомнило королеве кое о чем.
- Меня только беспокоит госпожа Мелюзина. Она несколько раз вмешалась сегодня в мой разговор с леди Элейной о сэре Ланселоте и каждый раз так дерзко. Она как будто дразнила меня! - голос королевы звучал обиженно, она и впрямь не понимала за что заслужила такое отношение феи. - Да еще и Мерлин вернулся как всегда некстати! Эти маги могут все расстроить или и того хуже, не верно истолковать мое внимание к сэру Ланселоту.

Гвиневера на секунду задумалась, стараясь поточнее припомнить все, что говорила фея. Сейчас слова Мелюзины ей показались невинными, но тон, которым они были сказаны, выражение лица волшебницы - все это наталкивало на мысль, что за словами крылась еще какая-то мысль, недобрая мысль.
- Она как будто намекала... намекала на мое повышенное внимание к сэру Ланселоту, - не очень уверенно ответила королева. - А я всего лишь сказала леди Элейне, что сэр Ланселот ни от одной дамы еще не принял ленты, будто об этом не судачит весь двор! При этом когда я перепутала его поступки и сэра Медраута на прошлогоднем турнире, сама же меня поправила, - обида всколыхнулась в Гвиневере с новой силой. - А ведь я ее до вчерашнего вечера даже не видела ни разу...
В любом другом случае королева все списала бы на зависть, но заподозрить эту величественную и могущественную женщину, которой даже короли опасались перечить, в зависти? Это казалось Гвиневере немыслимым. Мелюзина была не просто красива - прекрасна, она обладала огромной властью и эта власть зиждилась не на благосклонности мужчины, а на ее собственных силах. Чего еще может желать умная женщина? А фея была умна, в этом королева не сомневалась. Впрочем, у феи Морганы тоже было все это, а она тем не менее завидовала. Гвиневера тихо вздохнула, искренне опечаленная неприязнью феи и собственным непониманием. "И чего им всем не хватает? Неужели имея такое могущество они не могут быть счастливы?" Ей не хотелось враждовать, тем более с могущественными волшебницами, но вот уже вторая невзлюбила ее с первого взгляда.
Но долго предаваться грусти королева не смогла, догадка, что Ланселот влюблен в нее, настолько окрыляла, что даже неприязнь Мелюзины не могла надолго расстроить Гвиневеру. "В конце концов, Моргана так ничего и не смогла сделать, ее проклятие оказалось обычной страшилкой, так почему эта должна мне навредить?" - утешившись этим, молодая женщина принялась наблюдать, как Катарина сооружает ей прическу, периодически вставляя комментарии и советы.

Гвиневера опять вздохнула. Ей не хотелось ломать сейчас голову над странным поведением феи, но Катарина была права: все это было не так просто и все это могло обернуться плачевными последствиями, а значит требовало внимания. Сегодня она получила огромный дар от судьбы - несколько минут беззаботного веселья, несколько минут, во время которых она чувствовала себя не королевой, а женщиной. Но эти минуты кончились и пора было опять возвращаться к поведению и самоощущению королевы. Раньше Гвиневере это нравилось, теперь она подумала, что возможно теряет кое-что важное. Но власть и богатство стоили этого, а потому женщина вернулась к своим королевским обязанностям с легкостью, ощутив лишь мимолетную печаль.
- Почему сэр Ланселот? Просто мы говорили о нем, леди Элейна как раз призналась мне в своей любви и больше ни о чем думать она не могла. А потом был этот бой, и все внимание зрителей сосредоточилось на сэре Ланселоте и сэре Медрауте, мое конечно тоже... Все это совершенно ничего не значит, но может госпожа Мелюзина намекала на него лишь поэтому? Говори мы о сэре Гавейне или сэре Персивале или о любом другом рыцаре, и она начала бы говорить о нем. А вот зачем она это делала, да еще в присутствии всего двора и Его Величества - это хороший вопрос. Мне кажется у тебя что-то на уме, Кат? Говори прямо, не бойся.
Гвиневера рассеяно провела рукой по уложенным прядям, проверяя крепость прически, но ее мысли были далеко. Ее не впервые пытались очернить, Мерлин с момента их первой встречи не переставал нашептывать Артуру гадости про нее и не только он, но любовь короля побеждала все. Пока побеждала. В юности леди Камелерд мечтала об удачном замужестве, в котором супруг будет любить и почитать ее, и она сможет быть полновластной хозяйкой в своих владениях. Так и получилось, вот только юная девушка не думала о том, что власть, в том числе и над мужем, надо будет не только заполучить, но еще и удержать. Теперь молодой королеве приходилось все чаще задумываться над этим. Она была одной из самых могущественных женщин Британии, но все это могущество может рассыпаться в прах, если однажды Артур поверит не ей, а ее завистникам, которых было немало. Что ж, сегодня он в очередной раз продемонстрировал всем, что его любовь крепка как прежде, осадив даже Мелюзину.
- Кстати Его Величество очень быстро заступился за меня, так что госпоже фее пришлось замолчать. Но если она и впрямь затаила недоброе, этим не кончится. Наверняка я еще немало услышу от нее на пиру. Ты тоже там будь, Кат, послушай, что говорят придворные. Наверняка слухи о нападках Мелюзины уже распространились, - и тут же без паузы прибавила. - Уложи вот эту прядь повыше, неровно.

Гвиневера с сомнением покачала головой. Она знала, что Катарина верит в любовь и мечтает о ней, но сама эту веру не разделяла. Каждый раз, когда среди дам заходил разговор о том, как счастлива любящая женщина, как везет вступившим в брак по любви, королева лишь насмешливо улыбалась. Она не видела смысла разубеждать этих молоденьких глупышек, убежденная, что пройдет время и они сами поймут - нет никакой любви, есть лишь страстные мужчины и умные женщины, которые этой страстью пользуются. Не верила Гвиневера и в то, что могущественная и немало прожившая фея может заблуждаться так же, как юные леди.
- Может госпожа Мелюзина и завидует, да только не любви, Кат. Любовь может пройти и что тогда ждет меня? А могущество фей в них самих и при них останется до самой смерти. Скорее уж это я должна завидовать, - королева невесело улыбнулась.
Она еще раз осторожно ощупала прическу. Волосы были слегка влажными и таинственно блестели в угасающем свете солнца. Локоны были закреплены на совесть, Катарина в очередной раз проявила свое мастерство. Боковые пряди были уложены прихотливым образом, оставляя открытыми ушки Гвиневеры, а задние темным водопадом падали на спину. Поверх прически королева надела изящный золотой венец, более напоминавший девичью диадему, чем настоящую корону.
- То есть по-твоему в моем будущем леди Мелюзина увидела... повышенное внимание к сэру Ланселоту? - Гвиневера нахмурилась, в голосе зазвучали мрачные нотки. - Не ты ли говорила, что он не решится скомпрометировать даму сердца, даже если эта дама - я? Так как же это возможно?! Я все же королева и ничья любовь не заставит меня рискнуть репутацией и благосклонностью Его Величества! Не такое у меня будущее, - прибавила королева уже тише. Она на миг укорила себя, что дала волю гневу, хотя сама приказала Катарине высказать, что она думает и, чтобы показать, что не сердится сказала уже значительно мягче. - Мы можем гадать сколько угодно, но вряд ли узнаем истинные причины поведения госпожи Мелюзины. Не зря же ее и еще троих называют загадочными королевами. Возможно нам просто не дано до конца понять ее. Но как бы там ни было, это не повод смиряться. Пожалуй, я и правда скажу пару добрых слов о сэре Медрауте и других рыцарях Камелота. Пусть все видят, что королева Британии одинакова благосклонна ко всем верным подданным Его Величества. А может благодаря этому я и второй своей цели достигну, - последние слова Гвиневера произнесла с игривой улыбкой.
Даже угроза вражды с могущественной феей не могла заставить это юное создание отказаться от кокетства. А в могуществе Мелюзины королева не сомневалась, несмотря на то что была христианкой. Воспитание у феи Морганы позволило ей убедиться в силе волшебников, да и Артур признавал эту силу, хотя ревностно верил в Христа.