- Что ты себе позволяешь, смертный? - зашипела Мелюзина, словно змея. - Ты понимаешь, что я с тобой сейчас сделаю?
И осеклась. А ничего она сейчас не сделает - ее силу выжали почти до основания, она вряд ли может создать даже простенький огонечек.
- Молись, несчастный, тому богу, в которого веришь, чтобы к тому времени, как я смогу снова колдовать, ты был как можно дальше от меня!
Но на небольшую демонстрацию ее все же хватило. Оброненная сумка с бесполезными осколками приподнялась над землей и дала наглецу по затылку.
- А теперь можем ехать, - как же трудно дался ей безразличный тон... - Пока меня не накрыло этим заклинанием, я видела след, уходящий вон туда.
Мелюзина, сцепив зубы, уселась в седло. С ее лошади Мухи чары тоже слетели, теперь она была той, кем являлась на самом деле - красивым породистым животным с изящными, точеными ногами, достойным того, чтобы гордо нести на себе фею.
- И учти, - обгоняя Медраута, бросила фея, - я тебе еще припомню, как ты хватал меня за шею!

Выходка с сумкой взбесила, но Медраут только отмахнулся от котомки, отправив ее опять на землю. Будь его воля, он бы спалил ее, избавляясь от колдовства, но Ланселот с феей привал устраивать не спешили.
С чего это фее вздумалось спасать Гвиневеру?.. Или выслуживается перед королем?.. Можно подумать, если бы она вызвалась помочь в поисках, ей бы кто-то посмел отказать. Нет, тут совсем другое. У проклятой ведьмачки свои цели. И только Ланс развесил уши, рассчитывая, что приняв помощь от колдуньи он добьется успеха.
Услышав угрозу от феи, Медраут посмотрел на Мелюзину насмешливо:
- Чем же вы недовольны, ваша милость? Или хотели... чтобы вас схватили за иную часть тела?

Ланселот же после обращенных к Мелюзине слов хоть и завуалированной и резкой, но все же благодарности - не проронил больше не звука. Тропа шла прямо, развилок не было, подлесок с обеих сторон не был смят, а значит ехать следовало только вперед, и он ехал на два корпуса впереди своих спутников, предоставляя им пикироваться сколько вздумается. У него самого не было ни малейшего желания вступать в беседу. Словно присутствие феи разом погасило даже тот проблеск оживления, который возник при невольной ассоциации с их прежних с братом вылазках на-двоих. Он мог бы сказать Мелюзине что увещевать Медраута - бесполезно, грозить - еще бесполезнее, но он молчал. Сами разберутся, а нужды в его участии в беседе не было никакой.
На мгновение в мысли закрался вопрос - с чего бы фея решила помочь им, зачем ей искать королеву, но ответ пришел тотчас же - чтобы помочь королю, зачем же еще, и больше он об этом не думал. Но теперь постоянные, непрестанные мысли о королеве мешались с мыслями об Артуре. О короле. О ее супруге.
До сих пор он воспринимал королеву как прекрасную, недоступную тайну, образ который ему суждено любить лишь издали, и сам факт ее замужества напрочь отсекал казалось бы естественные для молодого мужчины мечты.
Но сейчас.... обогнав своих спутников, и слыша их голоса лишь краем уха, погруженный в собственные мысли он вспоминал их обоих.
Короля и королеву. Рядом, на турнире. Нежный и любящий взгляд, смягчавший суровые черты короля когда он смотрел на жену. И потемневшее от горя, словно  бы окаменевшее лицо Артура сегодня, во дворе замка. Лицо человека потерявшего любимую женщину, и закованного в обязательства своего сана так, что вынужден ожидать результатов поисков в бездействии. Что может быть ужаснее... Впервые со всей ясностью он понял - насколько сильно Артур любит свою королеву. И она его, разумеется, тоже. Он не представлял себе чтобы женщина, которой, такой человек, как король отдал свое сердце - не ответила бы взаимностью.
Что бы там не предполагал Медраут - Ланселот чтил короля больше чем кого бы то ни было, и несмотря на сладкую муку сжимавшую сердце при взгляде на королеву, при звуках ее голоса - он не допускал даже мысли о том чтобы хотя бы просто открыть ей свои чувства. Не положено. Она замужем. Замужем за королем, и это как ножом отсекало все дальнейшее что казалось обязывала бы требовать любовь.
Но сейчас - когда она была далеко, неизвестно где, далеко от короля, далеко от него самого - словно никому не принадлежащая - рыцарь впервые думал о ней как о женщине. И не мог преодолеть давящую, саднящую тяжесть в груди. Ведь супруга короля не просто носит корону и занимает место рядом с ним. Она делит с ним ложе. И при этой мысли - появившейся впервые за целый год сердце сжимала боль, удушливая и темная. И хотя мелькнула мысль что подобные чувства не подобают христианину, что следует молитвой облегчить и успокоить свою душу - слова молитв не шли на ум, да и мысли словно растворялись в давящем облаке. Сияющий майский день вокруг был тусклым и пустым.
Что же ты хотел... Ведь сколько раз говорил сам себе - "она замужем и на этом все". Сколько раз запрещал себе даже тень вожделения. Что же, получается тебе не хватает силы воли выдержать собственный запрет?
Хватит... Должно хватить. Я не опозорю себя недостойным поведением. И не опозорю чести своего короля. Она замужем. Я могу любить ее, служить ей, умереть за нее... но на этом - все.
Мелькали, мелькали суматошные мысли и подняв голову к небу Ланселот коснулся пальцами креста скрытого под кольчугой и рубашкой
Клянусь! Я найду ее и верну ее королю. Чего бы мне это ни стоило. А если не найду.... то не вернусь в Камелот. Никогда.

Отредактировано Ланселот (2015-05-12 22:21:11)

Ей бы презрительно промолчать, или сказать что-нибудь холодно-безразличное. Ясно же, что Медраут дерзит лишь из какого-то детского упрямства. Но упоминание о матери вывело Мелюзину из себя.
Она резко развернула Муху и оказалась почти лицом к лицу с Медраутом.
- Не сметь! - шепотом, который разнесся далеко по лесу, приказала она, глядя на него в упор взглядом, от которого обычно приходили в ужас ее слуги. - Не сметь  говорить о моей матери, глупый мальчишка! Или я сделаю так, что ты до конца жизни не сможешь никому ничего сказать!
И, уже отворачиваясь, бросила ядовитое замечание:
- Ты бы лучше поискал свою мать среди торговок. Не удивлюсь, если она окажется одной из них.

Все же, Мелюзина уязвила Медраута. Ничего не могло быть больнее, чем упоминание о том, что он не знает своих родителей.
- Мне точно известно, что мои мать и отец - благородных кровей, - сказал он сладко. - Иначе вы, госпожа фея, давно бы порадовали меня откровением на сей счет. Но то, что вы молчите - тому доказательство. Судьба моя низка, но род мой - много выше. Но я уважаю ваш гнев и приношу извинения, что говорил неуважительно о вашей матери. Я поступил недостойно, - тут он не покривил душой. - Люблю тех, кто горой стоит за свою кровь.
Еще он подумал, что едва ли простолюдины повесили бы на шею своему сыну агатовую камею, и то, что у Малаганта была такая же, давала надежду, что он, Медраут, был из какой-нибудь знатной и древней северной семьи. Может, даже, сын одного из северных королей!
Солнце тем временем скрылось за кронами деревьев. Оно еще блистало сквозь нежную майскую листву, подобно огромному драгоценному камню, но в лесу сразу стало темно, неуютно и потянуло сыростью.
- Предлагаю устроить привал, - сказал Медраут в спину Ланселоту, - лошадям нужен отдых. А в темноте мы не найдем никаких следов. Даже если с нами фея, - тут он насмешливо склонил голову в сторону Мелюзины. - Вон та лощинка подойдет как нельзя кстати.

Ланселот лишь молча кивнул на предложение брата. Ехать в темноте неизвестно куда было бессмысленно - особенно если учесть что фея судя по всему все еще не видела дороги. Хотя любая минута промедления и казалась ему невыносимой задержкой, но не понимать необходимость отдыха он не мог. Лощинка как лощинка - ему было безразлично где делать привал, главное чтобы там была вода.
Спешившись так же как и его спутники Ланселот первым делом расседлал гнедого, чье имя он так и не удосужился узнать у казарменных конюхов, повесил потник на ветку дерева, седло положил на валявшееся под ним же бревно, потом отстегнул мундштук и поводья, и привязав к кольцу оголовья длинную веревку которую Эгг предусмотрительно сунул в мешок вместе с прочим добром закрепил ее второй конец на крепкой ветке, чтобы мерин получив полную свободу пастись в довольно большом радиусе тем не менее не забрел никуда и его не пришлось бы искать под утро. Вот Айле бы привязывать не пришлось, но Айле остался в Камелоте под присмотром оруженосца, а значит и думать о нем было нечего. Закончив с конем Ланселот так же молча принялся собирать в подлеске сухие сучья и куски коры для костра, благо ни в том ни другом недостатка не обнаружилось. И лишь закончив с подготовкой костра он занялся собой. Отправился в гущу леса по вполне понятной надобности, а вернувшись - пристроился ниже Мелюзины по течению, снял пояс, кольчугу и поколебавшись стянул через голову и рубашку. В конце концов фея не впечатлительная девица, которую можно шокировать таким зрелищем как полуобнаженный мужчина, да и в походе не до условностей.
Полными горстями плеская на горевшую кожу он не чувствовал насколько холодна вода в ручье - и лишь когда наклонился чтобы отпить воды - почувствовал как от холода сводит зубы. Вода стекала по спине, по плечам и груди, унося жар, неизбежный после целого дня ношения кольчуги по майской жаре.
Таким хорошо будет умываться на рассвете - как-то отстраненно подумал он - Сразу всю сонную одурь как рукой снимет

Отредактировано Ланселот (2015-05-14 08:14:57)

"Когда это я говорила о своей дружбе с королевой?" - удивилась Мелюзина, но вслух ничего такого не произнесла. Медраут, сам того не подозревая, дал ей прекрасный повод поговорить о королеве. Главное, чтобы Ланселот, который в данный момент плескался в ручье, тоже слышал, о чем она будет говорить.
- У королевы незавидная судьба... - со вздохом сказала Мелюзина, поднимаясь и поворачиваясь к Медрауту, но так, чтобы краем глаза видеть и Ланселота. - Я очень сочувствую ей.  Потому что я знаю цену всей этой мишуре, которая ее окружает. И понимаю, что она слишком дорого платит за то, чтобы носить свою корону. Люди ведь не знают ничего, они думают, что быть королевой при таком короле, как Артур - это райская жизнь. Я знаю намного больше...
Пока достаточно. Пусть додумывают и гадают, что же она там такое знает. Если же не заинтересуются, можно будет при случае продолжить как-нибудь по-другому.
- Мы не то чтобы очень дружны с ее величеством. Просто мне ее очень жаль. Имен она мне никаких не называла. Конечно, было бы очень любезно со стороны похитителей назваться королеве перед похищением, а лучше - предоставить подробную карту с указанием пути к месту, где держат пленницу... Но увы, они не озаботились этим.
Все-таки, ей не удалось удержаться от язвительной шпильки в конце монолога. Ей постоянно почему-то хотелось чем-нибудь уколоть Медраута. Возможно, из-за его уверенности и дерзкой манеры держать себя с ней.

- Вы очень молоды, юноша, поэтому о многих вещах не имеете никакого понятия, - усмехнулась Мелюзина, ликуя про себя - зацепило рыцаря!
- Против короля я не имею абсолютно ничего. Он отличный правитель. Такой, каким и должен быть король. Но молодой и пылкой женщине этого недостаточно. Ах, не смотрите на меня так. Здесь нет поблизости юных невинных дев, и я полагаю, что могу говорить вполне откровенно. Такую женщину, как королева, нужно окружать вниманием. Определенного рода вниманием. Увы, у короля недостаточно на это времени. Вот бедняжка и томится в своих пышных покоях. И наверняка считает, что ее мечты и желания - греховны. В то время как они вполне естественны...
Фея улыбнулась, глядя на выражение лица Ланселота.
- У вас, у людей, такие смешные ограничения... Вы способны создать трагедию на пустом месте. Вот что стоило королю выбрать себе в жены женщину средних лет, не с такой горячей кровью... с умеренным темпераментом... Нет же, польстился на красоту и молодость. Ему-то хорошо. А о ней он подумал?
Клевета, конечно, чистой воды. Фея и понятия не имела, что происходит между королем и королевой в их личных покоях. Но нужно было дать понять рыцарю, что королева тоскует по мужскому вниманию. Пусть его фантазии разгорятся... А если сам он бежит от таких мыслей, то ночью можно и подходящее видение наслать. Только бы скорее восстановить свои силы...

Если фея хотела своими словами разбудить в молодом человеке вожделение то просчиталась. Результат получился прямо противоположным. Серые глаза Ланселота словно сковало льдом.
- Благодарите своих богов, если они у вас есть, что вы не мужчина - Он говорил спокойно, но в тихом голосе ясно ощущалась крепко сдерживаемая холодная ярость - Как жестоко ошибается король что дарит вас своим доверием. Воистину такой "друг" как вы - страшнее сотни явных врагов. Хотел бы я, чтобы король имел возможность услышать вас сейчас, и узнать вам истинную цену.

Ланселот выслушал фею молча, только вот казалось что его все глубже и глубже заковывает в лед. Но когда она начала нести откровенную с его точки зрения чушь он не удержался от усмешки
- Госпожа фея, если вы пытаетесь поупражняться в злословии и оскорблениях - спросите у моего брата, можно ли меня этим пронять, и часто ли это получалось за двадцать лет. И если на то пошло - вам пожалуй не мешало бы у него поучиться в таком случае. Чтобы задеть человека за живое надо сказать хотя бы тень того что похоже на правду, причем близко этого человека касающуюся. В чем мое лицемерие по-вашему? В том что мне противно слышать подобные речи о своем короле? Вас не учили  что обсуждение подробности интимной жизни других людей с третьими лицами да еще в таком тоне - по меньшей мере носит вполне определенное название?
В его глазах блеснула откровенная насмешка а усмешка стала презрительной и холодной
- Да, будь вы мужчиной - вы бы уже лежали под моим коленом - попросту за клевету в адрес короля, и недостойные комментарии в его адрес. Или ответили бы перед королевским судом за ваши намеки на неверность королевы и мне было бы весьма интересно посмотреть как отреагировал бы на ваши обвинения король. Но вы женщина... Когда женщина так злопыхательствует по поводу счастливой семейной пары это означает лишь обыкновенную, банальнейшую зависть. В чужую постель обычно сует нос лишь тот кому нечего искать в своей собственной. И злопыхательствует по этому поводу лишь тот кто не удовлетворен собственной жизнью и находит удовлетворение лишь в попытках обсуждать чужие пороки - настоящие или выдуманные. Право, госпожа фея - мне стало бы вас жаль.

Ланселот лишь с кривой усмешкой выслушал ее не ответив ничего. Ввязываться в спор с женщиной и вторично указать ей на то что обсуждение вслух чьей-либо интимной жизни есть лишь признак недовольства своей собственной? "Показались не самыми глупыми рыцарями". Он едва удержался чтобы не фыркнуть, и не поинтересоваться - со сколькими же "неглупыми" первыми встречными она уже успела всласть наобсуждать королевскую спальню. И предоставив Мелюзине устраиваться на ночлег - он вынул из мешка сверток холста который предусмотрительный Эгг собрал в дорогу и подсел к брату который возился с костром.
- ὑστέρα - коротко резюмировал он свой разговор с Мелюзиной и выдохнул, устало ероша волосы чтобы унять тупую боль в голове - И что вас всех так тянет поговорить о королевской спальне... неужели нет на свете других тем... как сговорились.
Ланселоту совершенно не хотелось ни спорить ни упражняться в злоречии, хотя он прекрасно осозновал что в обществе Медраута кроме еще более едких речей ожидать чего-либо не стоит. Ну почему, почему нельзя попросту провести вечер у костра - да хоть в полном молчании если не хватает других тем для разговора кроме королевской спальни или другого тона кроме этого тона базарной сплетницы, который до сих пор резал ему слух...
Ланселот развернул на плоском камне сверток в котором оказались лепешки и несколько полос вяленого мяса. Подвинул камень к брату молчаливо приглашая к трапезе, и оглянувшись на лошадь вздохнул. Он вдруг почувствовал насколько сильно устал - причем не физически - рыцарь был привычен и не к таким переходам. Отвратительное чувство, будто перед ним разверзся колодец полный тухлятины не проходило, принося дискомфорт сходный с тягомотным сном который все тянется и тянется и неизвестно как его разбить.
Чего бы он сейчас только не отдал за спокойный вечер у костра. За беседу с братом, хоть с ним - ради разнообразия - не о короле и королеве. За возможность забыть и выбросить из головы этот мерзкий осадок оставшийся от голоса Мелюзины. Да где уж там... Ведь ясно же что Медраут сейчас тоже начнет язвить, резюмируя на свой лад услышанный только что диалог. А потом возможно и Мелюзина решит добавить чего-то... И что мирный вечер у костра ему не светит. Ни сегодня ни вообще.... 
Ну почему...неужели только поливая кого-то ядом можно чувствовать себя счастливым... или это способ доказать самому себе что тоже чего-то стоишь? Почему они оба обвиняют меня в лицемерии? Только за то что я не злословлю подобно им же? Но зачем вообще нужно подобное? Почему мне не интересно обсуждать чужие пороки? Может быть это они правы а со мной что-нибудь не так? А хотя... какая в конце концов разница.
Ланселот тяжело опустил лоб на ладонь упертой локтем в колено руки и закрыл глаза.
Господи...как же я устал....

Ну конечно же. У него не осталось сил даже на то чтобы посмеяться неожиданной галантности Медраута. Разумеется брат оценил качество яда который так щедро расплескивала вокруг себя Мелюзина. И с чего эти двое всю дорогу ссорились. Им же в самый раз петь дуэтом.  Ланселот лишь усмехнулся устало, не двигаясь с места и не поднимая головы
- Не мешай благородной даме играть в гордое негодование и возвышенный отказ от еды. И не оскорбляй столь ничтожным подношением, брат. Если госпоже фее потребуется подкрепить силы чем-то иным - ничто не мешает ей присоединиться к убогой общей трапезе каких-то смертных у костра.

Враг моего врага - почти мой друг. Эта римская пословица припомнилась Медрауту, как нельзя кстати. Он склонил к плечу голову, лениво посматривая на фею из-под ресниц. Поистине, женщины - как собаки. Стоит показать им силу, поморить голодом, а потом приласкать - и они уже готовы есть из твоих рук.
Потом Медраут перевел взгляд на Ланселота и не смог сдержать усмешки. Вот ведь как все обернулось. Наверняка, теперь фея уверена, что Ланс - исчадье ада, а он - Медраут, почти невинная овечка. Что поделать, братец, кто первый сел, тот все и съел.
- Не злитесь, госпожа фея, - сказал он, вставая и вытаскивая из поясных ножен нож. - Мой брат не так хорош, как о том говорят в Камелоте, но и не так плох, как вы только что решили. Конечно, все, что вы рассказали о короле и королеве останется между нами, в этом я могу поклясться. В отличие от Ланса я верю каждому вашему слову. О чем-то таком давно болтают в замке, а ваши слова окончательно убедили меня в правоте этих слухов.
Он начал рубить еловые лапы, чтобы сделать для Мелюзины подобие постели. Рубил усердно, всем своим видом показывая, как он готов услужить.
- Как вы намерены действовать дальше? - спросил он словно бы невзначай. - Сегодня след потерян, но значит ли это, что вы укажете нам верный путь завтра? И как это у вас так лихо получается? Готов поклясться, на два перелета стрелы вокруг нет ли следа, ни зацепки, что оставили похитители. Может, вы видите их тайным зрением?

После еды захотелось пить, но вставать с кучи листьев, на которую она уселась, тело отказывалось. Оно ныло и требовало немедленного сна. Мелюзина бы уснула и на листьях, но Медраут уже начал нарезать еловые лапки, и ей была приятна его забота. Она потерпит немного, зато потом заснет с комфортом...
Интересно, отчего это Медраут так изменил свое к ней отношение? Пока что фея не могла ответить себе на этот вопрос. Но такая перемена не могла не льстить ей.
Поэтому на его вопрос она ответила подробно и честно.
- Прежде всего я собираюсь как следует поспать. Сон восстанавливает силы, которые нужны мне, чтобы пользоваться моими способностями. Тайное зрение... что ж, можно и так сказать. Понимаешь, следы могут быть видимые - след на траве или сломанная ветка. Такие следы можно замаскировать. А бывают невидимые, и их не замаскируешь. Более-менее опытный маг легко видит такой след...
А Ланселот больше не произнес ни слова. Кто его знает. о чем он там думал... Скорее всего, мечтал о королеве. Или представлял, как Мелюзину сжигают в костре за клевету... Фея ухмыльнулась. Пусть думает о чем угодно, главное, чтобы помнил об одинокой и покинутой королеве...